— Кавалер с кавалером не воюет!
Потом он что-то сказал своим солдатам и, больше ни разу даже не покосившись в нашу сторону, повел свою разведку на восток. В тех самых кустах они исчезли, из которых на эту злополучную для нас поляну вывалились мы.
Мне и в голову не пришло открыть огонь им в спину.
Опомнившись, осознав, что смерть и сегодня пока помиловала нас, я приподнял каску и рукавом гимнастерки вытер враз вспотевшее лицо. Затем, ухватив автомат поудобнее, теперь уже зло, решительно зашагал на запад, настороженно вслушиваясь в шелест листьев, недоверчиво просверливая глазами каждый куст.
Разведчики потом уверяли, что в тот момент, когда я рукавом гимнастерки вытирал враз вспотевшее лицо, они и заметили, что моя голова будто зубным порошком посыпана.
Не только я как офицер — все разведчики считали себя виноватыми в том, что случилось. Чтобы хоть в какой-то мере искупить свою вину, мы основательно поработали: точнехонько разведали все, на что было приказано обратить особое внимание, и после этого проявили инициативу — выследили и спеленали гауптмана, чрезвычайно охочего до панночек; в юбку очередной любовницы и укутали его голову. Именно так мы обиду свою выплеснули. На него — за то, что приходился соотечественником тому обер-лейтенанту, так внезапно возвысившемуся над нами. А ее, польку, признали виновной в том, что добровольно за этим юбочником в сараюшку пошла, хотя вся Польша в эти дни была в глубоком трауре по тем, кого фашисты вовсе недавно поубивали в Варшаве. Иными словами, как нам казалось, было сделано все, что зависело от нас. Однако чувство вины не исчезло, оно только несколько притупилось и в нем стала улавливаться некая двойственность. Действительно, в чем конкретно мы виноваты? Бесспорно, в том, что не были готовы открыть огонь, когда лицом к лицу столкнулись с немцами. Все разведчики соглашались, что в этом мы виноваты. Все! Но больше всех виноват был я как командир…
Вроде бы без малейших колебаний я пришел именно к этому выводу. Но человеческая натура невероятно сложна, она интересна еще и тем, что в самом, казалось бы, безвыходном положении что-то маракует, отыскивает даже невероятно малую лазеечку, через которую можно было бы ускользнуть хотя бы от какой-то части ответственности. Вот и у меня в голове уже запульсировала зацепочка: разве любая победа на войне (большая или малая — безразлично) не результат чьей-то ошибки, чьего-то просчета или недосмотра? А если так, то насколько же велика моя вина, если учесть все действия разведки?
