Дрожа, упал я на колени, чтобы поцеловать край его простой рясы.
- Я могу этого достичь, отче. Могу.
- Да благословит тебя Бог, сын мой, - прошептал Аббат и сделал рукой знак колеса.
Я встал, очищенный и воодушевленный, но тут вдруг вернулась память об ужасном и чудовищном событии. Перед моим взором вновь возникли маленькие белые ступни, и мир покоя и одухотворенности снова рассыпался на куски.
Спаси мою веру!
Я содрогнулся, но на этот раз не от благочестивого волнения.
Сохрани во мне невинность и силу, знание и воодушевление!
Я побледнел, а тело мое покрылось каплями пота.
Оборони меня от сомнений!
- Отче... - начал я, слыша свой голос словно издалека, угрюмый и как будто приглушенный воспоминанием зла. - Сегодня после полудня... в Собор... вошла девушка...
- Красивая? - мягко спросил Аббат.
- Да, отче.
- Телесные наслаждения нам запрещены, Уильям, ибо слишком слабы наши души. Но пока мы молоды, мечтательные вздохи, может, и грех, но не такой уж тяжелый. Сам Архиепископ...
- Девушка была в ужасе...
- В ужасе?
- Впервые я видел вблизи кого-то из аристократов.
- Патрицианка и в ужасе... - повторил Аббат, наклоняясь ко мне. Справившись с любопытством, он придал лицу равнодушное выражение. - Продолжай, Уильям...
- За нею следили какие-то мужчины, - голос мой попрежнему звучал угрюмо. - Четверо. Они ждали ее на улице перед Барьером. Наемники без мундиров, это их она боялась.
- Свободные агенты. И что дальше?
- Они ждали, пока она выйдет, пока ее утомит пребывание в Соборе. Под конец службы она подошла к подносу для пожертвований, что-то на него положила и вышла из Собора... прямо на них, а они отсекли ей ступни.
Аббат угрюмо кивнул, не выказывая особенного удивления.
- Они часто делают так по причинам психологическим и практическим.
Не обращая внимания на его реакцию, я продолжал, выбрасывая из себя кошмарные воспоминания:
- При этом они улыбались. Как такое зло может существовать в мире? Они улыбались, отсекая ей ступни, и никого это не трогало.
- Вероятно, она совершила какое-то преступление.
- Преступление? - Я поднял голову. - Какое преступление могла она совершить?
Аббат вздохнул.
- Бароны и Император много чего считают преступлением...
- Но какой проступок может оправдать такое? - не сдавался я. - Они не могли быть уверены, что она виновата. Ее не отдали под суд, не позволили говорить в свою защиту. Если сейчас ее так искалечили, что будет потом?
- В мирской жизни, - печально произнес Аббат, - закон суров и редко смягчается жалостью. Если человек что-нибудь украдет, ему отсекают руку. За многие преступления установлена смертная казнь. Возможно, эту девушку подозревают в государственной измене.
