— А, ерунда. Тебе ничто не угрожает во время визита к Дремлюге: профессиональный интерес… Коллега приехал к коллеге… А если он вдобавок еще и чокнутый, то и трогать его не нужно. Забрать материалы — и все. Только старые фотоматериалы. Только это.
— Неужели ты думаешь, что я смогу обыскивать его берлогу?
Крыж задумался, но не надолго:
— Чистоплюй! И, пожалуйста, не крути: если трусишь, так и скажи. Понял? Было бы обидно, чтобы мой сын оказался трусливым зайцем.
— Брось! Ты сам не из храбрецов.
Эдик загонял Крыжа в глухой угол.
— Даю тебе еще один шанс. Пока ты еще ничего не сделал для меня, да и для себя тоже. Будешь у матери, не забудь о Дремлюге. Все.
— А если он не сохранил ни фотографий, ни негативов?
— Все может быть. Но ты должен убедиться. Как? Сам подумай. На месте соображай, как поступить. Тебя никто там не знает, можешь действовать смело. Даже родная тетка тебя не знает.
— Ха, есть у меня там знакомые: Оленич.
— С ним тебе проще: ты посланец его друга, фотокорреспондент! Тебе все двери открыты. Собирайся и вечерком загляни ко мне на квартиру. Сегодня Зойки не будет, дежурит в ночную смену.
Сдав снимки в отдел иллюстрации в художественного оформления уже в конце рабочего дня, Эдик сел на троллейбус и поехал к отцу. Тот сразу же приступил к делу:
— Когда выезжаешь?
— Наверное, завтра вечером. Сегодня Рената пригласила.
— Хорошо. Есть время. — Крыж поставил на стол шахматную доску и раскрыл — новенькие белые и черные фигурки поблескивали и казались Эдику загадочными и таинственными: он не умел играть. Отец взял одну фигурку: — Что это?
— Хоть и не играю в шахматы, но это слон.
— Не обязательно уметь играть, имея такие шахматы. Это действительно слон, но не совсем обычный: он подкован. И подковки не простые, а золотые!
Старик отодрал с нижней части замшевую наклейку, и оттуда выпала золотая монетка.
— Червонец! — воскликнул Эдик. — Вот это фокус! И что, все так подкованы?
— Иначе зачем бы я их возил с собой? Возьми, это тебе командировочные. Можешь отнести любому стоматологу, он тебе отвалит не глядя триста рубликов. Можешь, конечно, через свою Ренату, но она комиссионные сдерет с тебя.
Не заезжая в село к матери и почти нигде не останавливаясь, Эдик поехал прямо в Тепломорск. Через двое суток он уже выпросил место в тепломорской гостинице, похожей на казарму, и пошел побродить по приморскому городку. На берегу увидел забегаловку, где жарили шашлыки и продавали водку. Устоять против такого соблазна Эдик не мог и вошел — водочные пары, запах жареного мяса и лука, горелого масла как будто бы обволокли его. Гул голосов, сизая дымка и все ароматы кухни напоминали портовые кабаки, где все были равны и где знакомились после первой чарки. Эдик остановился возле столика, за которым сидели двое, по всем признакам местные — скупые на закуску, не спешили с выпивкой ввиду скудности средств и в надежде на какого-нибудь знакомого ханыгу. Пожилой человек в полотняном костюме, хотя возле моря в предвечерье не так было знойно, как Днем, неспешно курил папиросу, шаря глазами по всему залу. Молодой, примерно одного возраста с Эдиком, сидел, пьяно свесив голову. Спросив разрешения присесть Эдик опустился на стул и осмотрелся.
