— Папа, пойдем домой. Мы с мамой ждем тебя, ждем…
И он сразу стих и пошел следом за дочкой.
— Капитан, явился я к тебе. Знаешь, зачем?
Оленич сделал вид, что ему это совсем не интересно, и продолжал суконкой начищать пуговицы на кителе, посматривая на них, подставляя лучам солнца, и казалось, сейчас для него не было дела важнее, чем блеск пуговиц. Однако сказал равнодушно:
— Коли объявился, скажешь сам, для чего.
— Хочу, чтобы ты и меня подраил, как пуговицы.
— Здесь тебе не быткомбинат и не химчистка. Поищи бюро добрых услуг в другом месте.
— Выслушай, я тебе серьезно. Напился я вчера…
— Что, рубль дать на похмелку?
— Не кусай. Помоги найти точку опоры.
— А где я тебе возьму эту точку? Она у каждого своя, браток. Если ты серьезно за этим пришел, то ищи в себе. Ты понял? Никто тебе взаймы точку опоры в жизни не даст: она каждому нужна, если кто, конечно, хочет жить по-человечески, а не по-скотски. Понял, братишка?
— Понял. Вот эти твои слова уже точка.
— Ну, так и бери… Только скажу я тебе: для настоящей жизни слов мало. Надо крепко стоять на земле. Крепко, чтобы никто не смог пошатнуть твою душу, твою совесть.
— Дай хоть один костыль.
— Не дам. Но есть у тебя один шанс. Он пока что твоя единственная точка опоры.
— Говори, что надо сделать?
— Ты сейчас пойдешь к Гавриле Федосовичу Чибису и попросишь его прийти сюда. И вы придете вместе, чтобы в селе видели Латова рядом с Гаврилой Чибисом. Понял?
— Это невозможно, капитан! У меня есть еще самолюбие…
— О, да! Этого добра у тебя, как навоза возле колхозного коровника. Вот только человеческого достоинства у тебя нет. А без этого — нет и не будет у тебя точки опоры.
— Мы с ним враги.
— Ты просто издеваешься над старым и больным человеком. Какой он тебе враг? Может, он получше тебя, Борис.
— Ненавижу тех, кто прислуживал фашистам.
— Кто тебе сказал, что он — прислужник фашистов?
— Он был в Германии…
— Как смеешь так о нем говорить? А знаешь ли ты, что настоящий фашистский прислужник расстрелял вот на этом месте Оксану? И на память об этом прихватил гребешок драгоценный. И ходит вон там, за огородами, и ухмыляется, как ты истязаешь ее брата. Так кто же ты, а, Борис Латов?
Борис подскочил со стула, просто взвился, как тигр в прыжке метнулся к Оленичу, но остановился, и его озлобленный голос прохрипел:
— Ты меня равняешь с гитлеровским палачом?! — Борис воздел кверху культи и сдавил ими голову. — Еще совсем недавно за такие слова ты дорого бы заплатил. Но теперь…
