А Альбин так покраснел, что его розовый переплет сделался совсем красным.
Жига, правда, вызнал тайну Альбина, но умнее от этого не стал, так как к делу Рози это не имело отношения. А Альбин очень рассердился на Венцеля Железного. Повернулся к нему спиной и решил, что никогда больше словом с ним не перемолвится.
Жига собрался к тетушке Маришке, он уже предупредил ее о своем визите, а такую достойную, уважаемую старую даму, как тетушка Маришка, нельзя заставлять ждать. Но его задержала Утка.
— Господин Жига, — крякнула она, — я бы на вашем месте занялась Вики…
Жига не придал значения ее словам. Глупая птица! Пусть себе крякает! Лапками он почистил свою черную форму и полетел к тетушке Маришке. Добрая Маришка угостила его печеньем. Жига попробовал печенье, поблагодарил как положено, потом попросил тетушку Маришку рассказать, что ей известно об инциденте с Рози.
— Я, золотце, видишь ли, танцевала неподалеку от Рози с доктором Пенсне. Вообще-то я предчувствовала, что рано или поздно с этой девицей беда стрясется. Уж так она крутилась в своей длинной фате, просто чудо, как это все с ней раньше не произошло. И что она на окне живет, я не одобряю. Окно-то ведь почти всегда открытым держат. Ветер в него дует. А Рози колышется в одной фате, в любой момент воспаление легких может схватить, придется потом у доктора Пенсне лечиться! А у бедного доктора и без Рози дел хватает. Вот и старый Армин к нему ходит. Ой, да что это я говорю, старый Армин! Ведь он мне в сыновья годится, но такой уж ветхий, бедняга!
Тетушка Маришка смущенно рассмеялась.
— А ведь лет этак двадцать пять назад он мне еще комплименты говорил. Знаешь, золотце, нас с ним в один подвал поставили. Там мы и познакомились. Армин тогда еще хорош собой был, симпатичный парень, стройный, витой стан. А шляпа какая была у него! По тогдашней моде — шелковая, с бахромой. Ни пятнышка на ней не было, не то что теперь!
Тетушка Маришка пренебрежительно махнула рукой. Жига хотел перебить ее, сказать старой болтливой комодихе, чтобы она рассказала о празднике и о Рози, но поток слов тетушки Маришки невозможно было остановить.
— Это я в подвале так обветшала. Раньше-то здоровая была, никаких хвороб да болячек не знала. Красивая была да гладкая, блестящая, разве что на одной ножке полировка стерлась. И ревматизм я себе там нажила. Ох, золотце мое, как же у меня третий ящик зимой ноет! Дотронуться до него нельзя — такой чувствительный.
