В палату тут же ворвались два санитара. Они ожидали за дверью, и потому появились быстрее пули. Оба в считанные секунду оттянули разбушевавшегося пациента от доктора и скрутили ему руки за спиной.
- Ее нельзя открывать! Он все еще там! — орал Джереми.
- Заприте его в мягкой комнате на три часа, — распорядился Гиллс, все еще не в силах стравиться с одышкой. Верхняя пуговица его рубашки болталась на одной нитке, растрепанные волосы торчали во все стороны.
Джереми увели, и санитар, который шел последним, захлопнул дверь. Только тогда доктор смог расслабиться. Обессиленный он рухнул обратно в кресло. Пот катил с него ручьями, ноги трясло. Он больше не думал о работе: ему хотелось выпить.
На ватных ногах Гиллс добрался до сейфа, открыл дверцу и достал бутылку коньяка.
Он отворачивал пробку, когда услышал за спиной какой-то звук. Он напоминал вздох человека, который сильно втянул воздух во всю мощь своих легких. Гиллс отставил бутылку, и повернулся.
Коробка стояла на столе. Ее черные бока сверкали.
С минуту доктор смотрел на диковинную вещь, затем, решив, что звук ему просто послышался, вернулся к своим делам… Однако внезапно он услышал голос.
Сила голоса была такая, что он сразу приковывал к себе внимание. В следующую секунду Гиллс забыл и о выпивке, и о том, что несколько минут назад чуть не погиб. Он слушал этот голос… успокаивающий, наставляющий…
Через несколько минут твердой рукой доктор отомкнул ящик стола и достал оттуда револьвер. Он всегда держал при себе это оружие, так, на всякий случай… Взвесив в руке приятную тяжесть, он вышел в коридор…
Только через два часа отряд спецназа смог выкурить психопата с револьвером на открытое место и пристрелить. Одновременно целых семь пуль прошили грудь доктора, и к тому времени как тело его упало на асфальт, он был уже окончательно мертв.
Сколько себя помню, радио все время стояло на чердаке. Оно никогда не работало, но всегда удачно попадалось под ноги. Одно время я даже хотел выбросить его, но хорошенько подумав, решил этого не делать.
Это было военная немецкая радиостанция. Как она оказалась у меня на чердаке — другая история, подозреваю, не очень интересная. Еще два десятилетия после окончания войны многие люди находили в заново распаханных огородах различные предметы — части вооружения и военных машин, снаряды, амуницию. Целое поколение выросло, бросая патроны в костер и играя с касками поверженной армии Вермахта.
Я к этому поколению не принадлежал, но так вырос мой отец. Подозреваю, именно он и притащил это радио к нам на чердак. Зачем — одному богу известно. В конце сороковых, в пору голода и разрухи, многие люди тащили в дом любую рухлядь, лишь бы ее можно было продать. А тут — радио.