Ч. Ю. | страница 34
Мама хотела сохранить серьезность, но улыбка чуть проступила в уголках губ. А как же! Она не была бы матерью Виктора, если бы делала из всего трагедию. Но все же она сказала:
— Он был другом твоего отца.
И Виктор не был бы Виктором, если бы хоть полсловом напомнил сейчас, что отец такого дара не принял бы никогда.
Они разогрели чай, мама достала из сумочки коробку конфет — отличный шоколадный набор, явно дареный. Они выбрали по конфетке (какая лучше?), и Виктор поднес свою конфету к маминой:
— Ваше счастье, мадам.
Мама наклонила голову:
— И ваше!
Инцидент исчерпался сам собой.
— Как ты полагаешь, мам, человек по природе альтруистичен?
Мама собирается на работу — в эту неделю у нее утренняя смена. Пригладила волосы, поправила воротничок — считает, что перед детьми надо быть «в форме». И собралась, между прочим, слишком рано: этакая стариковская обязательность.
— Так что ты скажешь, мам?
— О чем ты?
— Да вот у Алика есть такая теория — в опровержение общепринятой, — что у человека от животного остался не только звериный инстинкт самосохранения, но и альтруистический.
— Ну и что?
Виктор любит, когда его не понимают: насмешливое начало, живущее в нем, требует пищи.
— Это очень важно, мам: даже животным свойственны этические нормы — так утверждает Алик, — просто необходимы для выживания.
— То есть?
— А вот, например, кенгуру, когда на них нападают, сажают в мешок на животе любого кенгуренка. Не своего, а любого, понимаешь? А ведь с ним бежать тяжелее.
— Я очень рада за кенгуру, — сухо отвечает мама. — Но к чему ты завел этот разговор? Кто нападает? Кого чужого я должна посадить в свой мешок?
— Мам, ну ты уж слишком буквально…
— Я человек элементарный.
Вот с мамой всегда так: в каждой твоей невинной шутке она ищет подоплеку.
И, честно говоря, подоплека есть: еще не пропал осадок от экзаменов, еще хочется компенсации за что-то утраченное, за весь этот взлет без крыльев…
И мама, как всегда, слышит и, как всегда, во всеоружии:
— Если ты так недоволен мной, можешь действовать самостоятельно.
— Нет, я очень даже доволен. Я бы сказал, как у Бабеля: «Чересчур приятно». Просто хочется живого общения.
Мама смотрит на часы:
— Увы!
— Мам, вот ты уходишь, а мы не решили, может ли человек радоваться в одиночку.
— Ему придется, — уже в дверях бросает мама. С присущей ей сообразительностью она догадалась, о чем речь, иначе не добавила бы: — По крайней мере до появления списков. — И уже другим голосом: — Суп и котлеты в холодильнике.