Подпустив людей поближе, Цицерон дал отмашку. В воздух поднялись голуби, числом до тридцати пяти, и спикировали на неприятеля. Пока тот от них отмахивался, из кустов выскочили гуси и принялись вовсю щипать людей за икры. Впрочем, это был лишь первый выпад, рассчитанный скорее на то, чтобы внести в ряды противника легкое замешательство, и люди без особого труда отогнали гусей дубинками. Тут Цицерон ввел в бой свежие силы. Под его доблестным началом Бенджамин, Мюриэл и весь личный состав овец бросились вперед и стали бодать и колоть неприятеля. Бенджамин еще успевал поворачиваться и лягать то одного, то другого своими копытами. И снова люди оказались сильнее: дубинки и кованые сапоги сделали свое дело. Цицерон пронзительным визгом подал сигнал к отступлению, и все животные спешно ретировались на скотный двор.
Люди издали победный клич. Видя, что противник в страхе бежит, они начали его преследовать, забыв о стройности своих рядов. На это Цицерон и рассчитывал. Как только люди ворвались во двор, все три лошади, три коровы и свиньи, устроившие в коровнике засаду, в несколько прыжков отрезали им путь к отступлению. Цицерон скомандовал атаку и первым ринулся на Джонса. Тот, недолго думая, дал залп из ружья. Спину Цицерона обагрила кровь; рядом замертво рухнула овца. Не сбавляя хода, Цицерон всей своей массой врезал Джонсу по ногам. Тот отлетел на несколько метров и, потеряв ружье, упал на навозную кучу. Но еще более впечатляющими были действия Работяги, который вставал на дыбы и наносил сокрушительной силы удары мощными копытами. Первый же такой удар разбил голову мальчишке-конюшему из «Фоксвуда». При виде бездыханного тела люди побросали дубинки и показали спину. Они заметались в панике, не успевая увертываться от рогов, зубов, копыт, клювов. Не было животного, которое бы не выместило на человеке своих обид. Откуда-то с крыши на пастуха спрыгнула кошка и вцепилась когтями в шею, отчего тот заорал благим матом. В какой-то момент, увидя брешь в цепи противника, люди задали стрекача. Не прошло и пяти минут после их вторжения, как они уже спасались позорным бегством, и стадо гусей с шипением гнало их обратно к главным воротам, щипля за ляжки.
На поле боя остался один убитый. Работяга тщетно пытался расшевелить копытом мальчишку-конюшего, лежавшего ничком в грязи.
— Мертвый, — с горечью сказал Работяга. — Я не хотел. Я забыл, что у меня железные подковы. Я правда не хотел!
