- Дядя Кузя, а мы сегодня в этой комнате спать будем или в той?
- В этой.
- Давай в той, а то ты нам не покажешь пелед сном сказку.
- Покажи, дед! - попросил и Любомирчик.
- А сколько сейчас времени? - встрепенулся Бенедиктыч.
- Ты же выбросил все часы, - смеется Любомирчик, - что, забыл?
И Кузя смеется:
- Ну ты сам говолил, что живешь тепель вне влемени, когда сказку пло лелятивизм показывал.
- Ну да, ну да, согласился Бенедиктыч, - запамятовал.
И с сомнением посмотрел на них.
- Есть у меня одна сказка. "О грехе, о правде и о суде" называется. Не знаю, понравится она вам или нет?
- Понлавится!
- Нам все нравится, что ты рассказываешь!
- Ну тогда пошли смотреть. Только потом сразу без разговоров спать.
Кузьма Бенедиктович откладывает трубку, Любомирчик берет варенье и блины, а Кузя прихватывает три яблока. Маленькие человечки потешно спешат вслед за большим Бенедиктычем, дверь закрывается, а на их ещё не остывшие места садятся двое и чего-то терпеливо ждут.
II действие
Явление первое.
Женщины и мужчины внимательно наблюдали нас. Их возбуждали наши муки. Они что-то говорили, но слушать их не хотелось. Как и сказал я Иосифу, людей собралось немного, и ни одного привычного лица. "Пусть хоть никого не будет, - говорил Иосиф, - так даже лучше и вернее." И сейчас я удивился его уверенности.
Мы хорошо видели город и долину, и я подумал, что так и не смог найти слова, в которых остался бы, как в желанном доме.
Я заставил себя не чувствовать боль, но почему-то усталость, непреодолимая усталость вошла в меня. В какой-то момент мне действительно захотелось умереть.
Справа мучился человек. Он шипел от боли и проклинал меня, и от ругательств ему было легче. А слева я слышал жаркую мольбу, в этом человеке тоже не было ничего своего, и я отвечал ему обещаниями. Мне казалось все более странным, что я не умру вместе с ними, хотя мог бы умереть вот так просто - среди этой духоты, рядом с пыльным городом, на глазах у насытившихся зрителей...
Нужно было кончать, уйти от усталости, забыть обо всем. И я настроился убедить хотя бы вон того, внизу. Он смотрит светлыми глазами, он доверчив и испуган, и я сразу увидел, что он поверит.
И я показал ему себя. Как и просил Иосиф, я сказал ему несколько фраз, они вошли в него чувством. И прежде чем закрыть глаза, я успел увидеть, что он так и стоит с раскрытым ртом, переполненным веры.
Я шевельнулся и вызвал боль, она ударила в самое сердце, словно кто-то резко потянул меня за руки вверх, и тогда я стал уходить и увидел себя со стороны - с остановившимся сердцем. Я отдавал тепло, холод вошел в тело, и уже никакие телесные муки не могли принести страданий.
