"Ты знаешь, что такое чудесный реализм, - бормочет самому себе Веефомит, - это когда я ловлю ежа и смеюсь над ним вместе со всеми - потому что он создан для моей радости - и потому что смех над ним - это сладостный кусочек моей жизни - никому более не нужная и заплеванная частичка заплеванного бытия".
И заорал Веефомит:
- Что, забыли где находится бог?! Похерили! Не верю вашим мукам! Не верю! Ну-ка, Нектоний, откуси себе палец, на хрена он тебе, если можно обойтись и без руки, зато крови в башке будет вволю, она же у тебя голодает без кислорода! Расхлебывайте, параноики!
Веефомит сказал все, что хотел, он стоял, облегченно вздыхая, ему страшно хотелось увидеть Лувр и осторожно толкнуть босой ногой выползшего на мокрый песок краба - это потому, что приближалась ночь, она всегда высвобождала его от тюремных забот по подавлению суетливых судеб.
- Страна художников, - говорит Бенедиктыч, перешагивая через уродов, она прошла великий путь и сама на себе испытала действие творческого огня. Заполучив божественную энергию, она не смогла совладать с ней, и произошел взрыв, осколки от которого разнеслись по свету. Для тебя говорю.
Но Копилин и так глотал каждое слово. Ему хотелось запомнить не только слова, но и интонацию и паузы. Они возвращались во двор Бенедиктыча, куда наползло несчетное количество изуродованных тел. Они копошились друг на друге, взмахивали обглоданными конечностями, и нижние были давно мертвы, а верхние продолжали кровожадное самоистязание.
Копилина затошнило.
- Но ведь никто не виноват - вот что интересно! - спешил, заглядываю в глаза Бенедиктычу, философ. - И даже больной пророк не причем. Ведь мы это они, материя все равно переплавится до нужного вещества, главное, чтобы вы здравствовали, да, Кузьма Бенедиктович?
Сознание каждого прикоснулось ко всепониманию, и каждый готов был попытаться взлететь, вместить и властвовать, даже если бы эта попытка в этот же миг дерзновенной решимости окончилась бездарной гибелью.
- Вот так, - вышел на детскую площадку Веефомит, - в 2033 году, когда заварилась эта самая каша, Кузьма Бенедиктович, как и должно быть, остался один. Он доказал себе, что не стоит держаться за меня и за все это уродство.
Зинаида хихикнула: "прикол" и попыталась укусить себя за локоть. Ее свалили философ и Ксения. Они придавили её к земле и замерли, слушая Веефомита.
- У нас больное сознание, и когда я сейчас смотрю на вас из книги, ввинчиваясь вам в душу, где лежит огромный камень, то вы плюньте на меня я слишком многого хочу, оставаясь затравленной крысой. Вы сами садитесь за романы и попытайтесь перешагнуть через меня.
