Калуга первая (Книга-спектр) | страница 182
Тут его снова кто-то тронул за плечо и долго тряс. Максим услышал траурную музыку и увидел траурные лица.
- Он вас слушал внимательно, но он умер.
Максим сел в лужу и заплакал: - Куда же теперь? Будет ли ещё колея?
- Будет, сказал человек-распределитель и снял траурную повязку, видишь - поползли. Ползи. Он простит тебе все грехи, потому что он вас любит и живет ради вас.
И Максим пополз по слизи, тыкаясь в ноги впереди ползущих и переползая через умерших и обессилевших.
- Шлем вам, великому кормчему, свой пламенный сердечный привет, постепенно разогревал он себя, чтобы снова почувствовать радость устремленного человека. - В вашем лице приветствуем борца, мыслителя, мудрого учителя всего человечества. С каждым вашим вздохом все яснее открывается перед нами величие подвигов, совершенных и совершаемых вами за создание счастливой и радостной жизни на земле...
Он считывал, вспоминал и говорил. Он был рад, что в нем самом не возникает сомнений, терзаний и мыслей. Он уже знал, что снова будет траур и новые надежды, и поэтому, когда его остановили, он не стал выбираться из колеи, сидел и ждал, когда подойдет вертикальный человек.
- Он благодарен, слушал и умер, - прозвучал скорбный рефрен, - сейчас поползем дальше.
- Мало есть дают, - возмутился Максим, - сил не хватает.
- Ничего, - ответил человек, следящий за ходом движения, скоро получите добавку.
Максим проворчал что-то, посмотрел на солнце, которое было особенно жарким, посмотрел на спины ползущих, встал на четвереньки и пополз, присоединясь к хору восклицаний и обещаниям перемен, добавок и райских кущей. Он уже понял, что грехи ему давно простили, и покуда он будет ползти, все им будут довольны, и у него всегда будет надежда.
А поднявшись на высоту хотя бы птичьего полета, можно было увидеть грязный полигон, на котором по кругу давно уже добровольно ползали счастливые люди. Несколько стоящих фигурок стояли и меняли манекенов, и длинная вереница спин устремлялась к новым корифеям, светочам и лидерам, подталкиваемая ветрами перемен, все глубже и глубже уходя в землю.
А если подняться ещё выше, то вдали, за нетронутым лесом кое-кто сумел бы разглядеть тонкую воздушную линию, исчезавшую за горизонтом. Но рядом с этой линией никого не было.
* * *
Поздним прохладным вечером Кузьма Бенедиктович прогуливался по своей любимой улице, что всегда выводила его к парку над Окой-рекой. Он любил посмотреть на Правобережье, на спокойные долинки и домики пенсионеров, догуливающих свои последние деньки в тиши ухоженных двориков. Луга и овраги Правобережья с высоты левого берега казались игрушечными, а Кузьма Бенедиктович любил игрушки и поэтому часто сюда приходил.