Воспитатель втиснул в мою руку несколько квадратных листков бумаги и торопливо исчез за дверью. «Вот тебе и Федотов!» - ахнул я и уже хотел было разделить с мальчишками свою радость, но в тот же миг тревожное чувство опасности заставило меня насторожиться. А что, если это очередная проверка? Стоит ребятам опустить хрустящие квадратики в карманы, как тут же всех нас схватят.
Не раздумывая, я бросился за воспитателем вдогонку. Но его уже не было в коридоре.
Что же мне делать с пропусками? Вернуть или бросить в печь?.
Позади послышались тяжелые шаги. Я поспешно обернулся и, увидав перед собой Таболина, возбужденно прошептал:
- Иван Семенович! Только что Алексей Николаевич дал мне вот эти бумажки.
- А ну, покажи!
Я видел, как побледнело его лицо.
- Иди к ребятам. Я все улажу. Помни: это было твое последнее испытание.
* * *
В большой квадратной комнате ярко горела электрическая лампочка. Она как бы просвечивала нас всех насквозь. Краузе подал команду:
- Раздевайтесь!
Он открыл дверь в смежную комнату. Там мы получили советскую одежду, деньги, спички и хлеб. Таболин помогал каждому из нас подобрать обувь по размеру. Он подошел и ко мне.
Спросил:
- Готов?
- Всегда готов! - тихонечко, но твердо ответил я.
Что же было дальше?
Все двадцать девять мальчишек явились в советские органы и выложили из сумок взрывчатку. Все двадцать девять до конца выполнили свой пионерский долг. Фашистам не удалось нарушить движение поездов на прифронтовых железнодорожных линиях.
По-разному сложились потом наши судьбы.
После возвращения на родную землю около пяти месяцев я пролежал в больнице. Мне сделали две операции на ноге. Когда дело пошло на поправку, я поступил в Мытищенское ремесленное училище и получил специальность столяра четвертого разряда. Настал долгожданный День Победы, и я вернулся домой. До сентября изготовил для школы несколько парт и скамеек и уже потом пошел сам учиться в седьмой класс.
Однажды поздней осенью из окна своего класса я увидел парнишку в солдатской форме. Его лицо мне показалось знакомым.
Была перемена, и я выбежал на улицу, догнал солдата и не сразу поверил глазам: передо мной стоял Витя Корольков!
Он протянул мне руку.
- Ну, здравствуй, Дима.
Мы обнялись.
- Ты откуда? - спросил я у него.
- Из госпиталя. До самого Берлина чуть было не дошел: на мину налетел.
Только сейчас я обратил внимание на орден Славы, блестевший на груди у Вити, и медали «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией».
