Слева по борту из жидкой сини вырастали громады камня. Кое-где в них вдавались бухточки со сверкающими подковами соляных отмелей. Тучи птиц носились над черными уступами. Обеспокоенные появлением человека, птицы взмывали вверх, метались в воздухе, тревожно крича, а потом снова облепляли скалы, как комья снега. Иногда на глаза Конану попадались гроты, в которых плескалась вода, оживляя трепетными бликами мрачные своды. Киммериец вглядывался в неприступный берег, но нигде не находил следов человеческого присутствия.
Обогнув длинный каменистый мыс, варвар обнаружил нечто интересное — причудливой формы скалу, напоминающую голову дракона. Из двух круглых отверстий — ноздрей каменного монстра — вырывались длинные струи пара. Очевидно, в недрах скалы пряталась кипящая вода. Затем внимание Конана привлекла стайка дельфинов, которые резвились неподалеку от берега. В другое время он бы охотно полюбовался играми беззаботных тварей, но теперь надо было спешить, и киммериец быстрее заработал веслом.
Время текло, а берег по-прежнему оставался голым и безжизненным. Зрелище вздыбленного черного камня приелось Конану, и он все реже бросал взгляд на скалы. Впрочем, после похода в горы киммериец и не рассчитывал найти что-нибудь у их подножия, возлагая все надежды на пологий восточный край острова. Тем не менее, вопреки ожиданиям, варвар наткнулся на уединенный залив, где жизнь восторжествовала над суровостью камня. Здесь в океан впадал небольшой, но шумный поток, бегущий с гор через ущелье. По берегам речушки зеленела трава, рос кустарник.
Золотой шар солнца висел уже над головой, и Конан решил, что пришло время сделать привал и облегчить кожаную суму с припасами, которыми Симплициус снабдил его на дорогу. Киммериец подгреб поближе к берегу, выбрался из лодки в теплую мелкую воду и вытащил челнок на полосу песка, плотно утрамбованную приливом. Ему не хотелось удаляться от лодки, но жгучие лучи нещадно палили голову, и, прихватив мешок с едой, Конан зашагал вверх по течению потока в надежде отыскать тень.
Вскоре он удобно разместился под ветвями душистого лавра и смог по достоинству оценить вкус копченого кабаньего языка и жареных голубей. Опорожнив на треть тыквенную флягу с вином, киммериец подумал, что не мешало бы осмотреть ущелье. Что, если здесь нашел приют кто-то из черных гребцов «Тигрицы»?
Берега речушки покрывала россыпь крупных голышей, обкатанных водой. Шагать по ним было куда как неудобно, и, если попадались большие плоские валуны, Конан предпочитал перемахивать с одного на другой, чем ступать на скользкие кругляши, норовящие выскочить из-под ноги. Взгляд варвара был почти постоянно прикован к земле, и когда он наконец перенес его повыше, по глазам ударил пурпур, который полыхал на ветках невысоких деревьев, сбегавших по зеленому склону к воде. Кожистые узкие листья терялись за жаркой пульсацией пышных соцветий. В этом багряном буйстве чудилось что-то бесстыдное, возбуждающе-чувственное.
