Повесив на пояс свой самодельный нож, Конан осторожно выскользнул из дома. Он старался не попадаться на глаза матери, чтобы не пришлось ей врать, и ему это удалось. Дорога была хорошо знакома, веселая злоба, словно попутный ветер, подгоняла его шаги. Совсем скоро мальчик миновал кладбищенские камни и остановился у подножья скалы, видом своим напоминающей скорченного старика. Старика Буно, кого же еще!
Проверив, с ним ли его оружие, Конан протиснулся в расщелину и, покачавшись немного на руках, спрыгнул. Вот так! Он опять грохнулся на знакомую круглую спину!
Лежбище тут у него, что ли? Впрочем, это к лучшему: надкрылья жука все-таки мягче, чем голые камни… Как и в первый раз, почувствовав толчок и тяжесть, жук медленно пополз по проходу в земляной толще. Конан устроился на нем поудобнее, скрестив ноги. Теперь его медлительный тяжеловоз уже не казался мальчику страшным, но в чем-то даже симпатичным. Возможно, симпатия эта происходила из-за того, что жук был с ним — вернее, под ним — в самые напряженные моменты его прошлого визита под землю. Больше того, именно благодаря его мощной глыбе-спине Кевин тогда замешкался, и Конан успел ускользнуть от предательских крепких рук. Подумав, мальчик решил пощадить и не убивать выручившего его подземного зверя, конечно, если зверь не нападет первым.
Жук повернул за угол, и из мрака выплыли оранжевые лохматые пятна факелов. Вот и голые по пояс, мерно взмахивающие железом тела погибших воинов…
— Кевин! — позвал мальчик, вглядываясь в дымный сумрак. — Это я, Конан! Я пришел опять! Я хочу поговорить с тобой.
Кевин отделился от работающих и подошел к нему.
— Зачем ты пришел, Конан? — спросил он без всякого выражения. — Я же велел тебе не появляться здесь больше. Ты погибнешь. Буно уничтожит тебя. Он убьет тебя, как только увидит.
— Буно не увидит! — отмахнулся мальчик. — Буно трясется и завывает сейчас в хижине толстой Метью, которой вздумалось рожать в пятнадцатый раз! Я ведь не безмозглый дурак, чтобы встречаться здесь с колдуном.
Конан постучал кулаком по спине жука, показывая, что голова его не настолько гулкая и толстолобая. Заодно он вспомнил, на ком сидит, и не спеша сполз с металлически блестящего бугра, хлопнув по нему ладонью, словно по крупу лошади. Жук медленно пополз дальше, уже без всадника. Шесть его ног, каждая величиной с ногу теленка, поблескивали в свете факелов медно-золотистой шерстью. Полированный рог высился между глаз гордо и грозно.
