Может быть, эта женщина ведьма, а может быть, и нет, Гайял так и не пришел к определенному мнению.
— Ты замерз и устал, — спохватилась девушка, — а я держу тебя на улице. — Она поднялась. — Отдохни под нашим кровом.
— С радостью приму приглашение, — согласился Гайял, — только сначала мне нужно отвести коня в конюшню.
— Ему будет удобно вон в том доме. У нас нет конюшни.
Гайял взглянул, куда она указала, и увидел невысокое каменное строение с темным провалом двери. Отвел туда белого коня, разнуздал и расседлал его. Потом, стоя на пороге, прислушался к музыке, на которую обратил внимание прежде, — то был тревожный и древний мотив.
— Странно, странно, — пробормотал он, поглаживая конскую морду. — Дядюшка музицирует, племянница по ночам в одиночестве любуется звездами…
Может, он чересчур подозрителен? Даже если девчонка и впрямь ведьма, что с него взять? Если же они просто беженцы, как она утверждает, и любители музыки, им, быть может, придутся по душе мелодии Асколеза, тогда он хоть как-то отплатит им за радушие. Путник порылся в седельной сумке, вытащил флейту и сунул ее за пазуху. Покончив с этим, он бегом вернулся к девушке.
— Ты так и не назвал мне свое имя, — напомнила она ему, — чтобы я могла представить тебя дяде.
— Я — Гайял из Сферры, что на берегу реки Ском в Асколезе. А кто ты?
Она, улыбнувшись, распахнула перед ним дверь. Теплый желтый свет пролился на булыжную мостовую.
— У меня нет имени. Оно мне не нужно. Рядом со мной никогда никого не было, кроме дяди, а если он заговаривает, то обращаться может только ко мне.
Гайял захлопал глазами, потом решил, что невежливо так открыто удивляться, и обуздал чувства. Быть может, девушка заподозрила, что он колдун, и побоялась произносить свое имя вслух, чтобы он не сглазил ее.
Они вошли в вымощенный плитами холл, и мелодия зазвучала громче.
— Я стану называть тебя Амет, если позволишь, — сказал Гайял. — Это цветок, он растет на юге и похож на тебя — такой же золотистый, добрый и благоуханный.
Она кивнула.
Они вошли в убранный гобеленами зал, просторный и теплый. У одной стены пылал огонь, а неподалеку стоял накрытый стол. На скамье вальяжно расположился музыкант — неряшливый лохматый старик. Спутанные седые волосы сосульками болтались по спине, да и борода была не лучше, желтая и засаленная. На нем был поношенный камзол, который никто не назвал бы чистым, а кожа на сандалиях пошла сухими трещинами. Как ни удивительно, старик не отнял флейту от губ, а продолжал играть, и девушка в желтом, как показалось Гайялу, начала двигаться в такт музыке.
