— По-моему, эта штука была желтая, — возразил Сассияан.
— Насколько желтая, настолько же и красная, — вмешался Оскар.
— Интересно, что это за марка? Как ты думаешь, Яак?
Яак пожал плечами,
— А ты, Кааро, как думаешь? — спросил Сассияан.
— Я?.. — Не успев сообразить, я сказал: — Думаю… думаю, что; этот вертолет вообще не существует. Дайте-ка закурить!
Оскар раскатисто захохотал. Эне, сидевшая в сторонке, бросила на меня пытливый взгляд, но ничего не сказала.
Сассияан протянул мне «Шипку». Яак завел мотор, и автобус дернулся с места. Створки двери подтолкнули меня в спину.
…Раскрыв синеватый листок, я прочел, сморщив лоб:
«ЗНАЧИТ, ТАК-ТАК-ТАК? НУ, Я ТОЖЕ НЕ ОТСТУПЛЮСЬ. ФАНТОМАС».
Совершенно неожиданно для самого себя я ужасно рассердился. Даже стукнул кулаком по коленке.
— Что с тобой? — с любопытством спросила Фатьма.
— Да ничего, — ответил я смущенно, комкая бумажку. — Так просто… Не обращай внимания. И… ну… честное слово…
Фатьма подняла брови и всем телом повернулась к окну. Бросив комочек на пол, я наблюдал, как он секунд десять превращался в ничто.
Наигрывая марш «Старые друзья», сквозь ритмично аплодирующую толпу молодежи шел убийственно серьезный Сассияан.
Вместе с Сассияаном в автобус влез гражданин средних лет со шляпой в руке. Его лицо — мордочка ондатры — выражало интенсивную жажду деятельности и сокрушительную энергию.
— Добрый вечер, товарищи, guten… — произнес он, раскланиваясь во все стороны и описывая шляпой круги.
— Это мой старинный друг Константин Рохувальд, — представил гражданина Сассияан. — Он педагог.
— Товарищи, — с волнением воскликнул Константин Рохувальд, — если вы не имеете ничего против, хочу вам предложить переночевать в моем доме. Места у меня пропасть, как говорится. Я от всей души прошу, товарищи!
В распоряжении К. Рохувальда имелся двухэтажный дом, ухоженный двор с цветничками по углам и альпинарием, колодец с электрическим насосом (его, кажется, можно было качать и вручную) и аккуратный сарайчик с небольшим сеновалом наверху.
…Просторная комната на первый взгляд напоминала что-то очень знакомое — ну конечно, она была похожа на ателье художника, неряшливого, богемного маэстро.
Я украдкой осмотрел комнату. На стенах висело около дюжины карандашных рисунков и несколько этюдов маслом. Посреди комнаты стоял небрежно накрытый мольберт. Перед ним — складной стульчик с брезентовым сиденьем. Под широком окном располагался литографский станок. На задней стене в аккуратных рамках красовались гравюры на дереве и на линолеуме. Возле стены слева из-под толстого темно-красного двуспального одеяла выглядывала раскладушка. Под атласной тканью виднелся край отделанной кружевом простыни. Половину этой стены занимал высокий стеллаж, на котором размещались пузырьки с тушью, банки с гуашью, коробки с красками, карандаши, ножи, шабсели и шпатели, кисти, несколько книг и альбомов с репродукциями. Создавалось впечатление, что они были размещены в нарочитом художественном беспорядке.
