И вместе с паникой приходит прозрение, крысёнок прозрения носится у неё в животе и кусается. Она ещё поёт, непонятно, как, но мрачные мысли быстро сгущаются в другие слова, в её знаменитые чёрные гимны. Только бы случайно не запеть их.
Не останавливаться, не останавливаться! Со страхом кричит она про себя, когда голос начинает дрожать из-за непрерывных и сильных ударов сердца. Всё тело сжимается, мышцы скованы, наверно, уже снаружи слышно, что творится у неё внутри, наверно, уже видно её испуганное до дрожи выражение лица. Через несколько секунд всё рухнет, понимает она, не только это жалкое выступление, но и всё, что ему предшествовало, всё, что и без того слабо и шатко и держится на ниточке. Молодец, идиотка, так тебе и надо, наконец-то до тебя доходит, что ты насочиняла своими ненормальными мозгами? Поняла, куда ты себя загнала, ты, безнадёжная? Можешь упаковаться и тихонько вернуться домой. Нет, нет, продолжай петь, умоляет она внутри себя, пожалуйста, пожалуйста, продолжай петь, пресмыкается она словно перед чужим человеком, словно перед похитителем, захватившим её. Если бы у неё хотя бы был какой-нибудь инструмент в руках, гитара, барабан тоже помог бы, даже платок, как у Паваротти, что-нибудь, чтобы ухватиться, спрятаться за ним всем телом. Удары сердца сливаются в непрерывную барабанную дробь, кто-то внутри неё дьявольски успешно стягивает все силы, способные расшатать её изнутри. Все злые взгляды, когда-либо глядевшие на неё, все перешёптывания, неловкости, грехи и обиды. Крысиный караван шагает в строю. Видишь, как быстро улица обнаружила твой обман. Нет: как быстро действительность разоблачила тебя, но не та, воображаемая, в которой ты обычно живёшь, потому что здесь – жизнь, дорогуша, настоящая жизнь, реальная, в которую ты снова и снова пытаешься вступить, как равноправный участник, и которая снова и снова отторгает тебя, как тело отторгает инородный орган. "Опять ты дышишь грудью, а не диафрагмой", – сухо замечает Алина, со скрипом закрывает молнию своей чёрной сумочки и собирается уходить, – "голос совершенно опадает у тебя в горле, я тебе тысячу раз говорила: не давить горлом! Я не хочу, чтоб ты была как Муссолини на балконе!". А Идан сказал бы, если бы прошёл здесь сейчас: "Don't call us, we shall call you". Перестань, он здесь не пройдёт, и ты помнишь, почему? Правильно, потому что наш Идан сейчас в Италии, только не думать об этом сейчас, пожалуйста, пожалуйста, Идан, Ади и весь хор, месяц выступлений в бурлящей стране сапога. Сегодня они поют в "Театро Де Ла Пергола", как раз сейчас, кстати, в эту минуту у них репетиция с филармоническим оркестром Флоренции. Оставь это сейчас, соберись, думай, например, что ты должна так зарабатывать на жизнь. Что без этих денег тебе сегодня вечером нечего будет есть. До вчерашнего дня они были в Венеции, в "Театро Фениче", интересно, как прошло выступление, и ходили ли они потом на "Мост скидок" и ели ли фруктовое мороженое на площади Сан Марко. Почти полгода они работали на эту поездку, все трое, тогда она ещё не представляла, как перевернётся мир. Забудь сейчас про Венецию, останься с Сюзан, отдай свой голос песне. Но что если Идан и Ади сумели так устроить, что будут спать вместе, то есть у одних людей, в смысле – в соседних комнатах?
