Среди ночи он вдруг ощутил в кровати рядом с собой большое, тёплое и не слишком чистое тело. Не открывая глаз, будто так было всегда, он прижал её к себе, и узнал, как она любит спать, согнув спину полумесяцем на его животе, мягко дыша носом ему в раскрытую ладонь и, то и дело, вздрагивая, словно видя во сне охоту. Утром они оба открыли глаза и улыбнулись друг другу.
- Вы так спите дома? – спросил он её, не ожидая ответа. Он встал с радостью, в ванной свистел, тщательно причесался и сделал то, чего не делал уже несколько месяцев (именно потому, что мама непрерывно его донимала) – смазал прыщи огромным количеством "Oxy".
Велосипед – старый "Ралли", полученный в наследство от Носорога – он ещё накануне вынул из кладовой. Уже несколько месяцев он на нём не ездил. Пришлось накачать колёса, смазать цепь и стереть толстый слой пыли с фонаря и отражателя. В это раннее, ещё свежее, утро, Асаф был счастлив, он ехал на велосипеде, свистел Динке и пел ей, про себя, во весь голос. Она скакала рядом, опережая его и возвращаясь, и посылала ему взгляды, полные любви. Длинную верёвку он отрезал ещё вчера, и теперь оба наслаждались новым движением: она удаляется, даже исчезает на мгновение за стоящей машиной, и возвращается к нему, добровольно.
Он, естественно, позволил ей вести, поняв уже, что так лучше всего. Жал на педали и свистел, видя, как привычно она бежит рядом с велосипедом, и мысленно уже видел её бегущей между двумя велосипедами по какой-нибудь отдалённой тропинке на широком зелёном лугу, смотрящей на двух велосипедистов одинаковым жаждущим взглядом.
И всё же ему казалось, что в это утро она бежит без цели. Пробует здесь, возвращается туда... Нет, он не возражал против того, чтобы блуждать за ней по зевающим, просыпающимся улицам, между ящиками с молоком и перевязанными пачками газет на тротуаре, между потоками воды, которой владельцы магазинов мыли тротуары; проехать мимо собачьей няни, которая вела пять собак на пяти поводках, и все они лаяли от зависти к Динке...
Постепенно она уводила его в сторону выезда из Иерусалима. Асаф думал, не поведёт ли она его в Тель-Авив или ещё куда. Она забавно бежала рядом с ним лёгким галопом, поочерёдно перескакивая то на две передние, то на две задние лапы, движением лошадки-качалки в Луна-парке, но, в отличие от тех лошадок, вдруг изменила направление. Асаф увидел, как это с ней происходит: её нос уловил одну информативную тычинку из тысяч запахов и воспоминаний, наполняющих воздушное пространство. Один из них передавал ей, очевидно, более сильный сигнал, чем остальные. Она остановилась, вернулась на место, где ощутила его, постояла, втягивая воздух и исследуя его внутри себя, в тёмной ячейке своего носа, и вдруг со всех ног бросилась бежать по новому пути.
