Вообще, что-то было эпическое в самой этой картине — как он шёл по морю в час ночи...
Ещё и поэтому обыденный тон, которым он спросил...
— Вы не видели, там волосатые молоко не варят? — спросил он таким обыденным тоном, как будто они были в городе, и он спрашивал, где ближайшая булочная...
— Нет, — сказал Переверзев, — ничего такого мы не видели...
— Может, не заметили? — сказал парень. — Ну, костёр где-то там, а?
— Костёр был, — сказал Переверзев. Хотя Линецкий не видел и никакого костра... Но ничего удивительного не было в том, что он чего-то не видел, он всё время смотрел туда, куда упирался луч фонарика... Луч ушёл в сторону, и парня как не бывало... Человек это был или отблеск человека... Какой-то невидимый костёр...
Очень странный тип, — думал Линецкий, маршируя дальше по пояс в воде...
В лице парня было что-то, что невозможно было назвать... Линецкий подумал, что вот если бы умел рисовать... То непременно попытался переложить на холст... Бредущего по воде мальчика...
Почему, собственно, мальчика? — подумал он. — Мальчик не младше меня, наверно... Лет сорок... И всё равно мальчик... Этакий «бутуз»...
Или потому что «мангупский мальчик»... Так на горе Мангуп называют некоторые виды популярных привидений...
Как бы то ни было, если он добрёл до костра и выпил молоко, он сейчас всё равно призрак...
Если бы я умел это, — ещё какое-то время думал на ходу Линецкий, — я бы написал это маслом...
Но вскоре он перестал думать о живописи... Под ногами у него всё перемешалось: суша, море, сны, холсты...
«Оглянись, незнакомый прохожий... Мне твой взгляд неподкупный знаком...»
Они шли и шли... Без конца... На бреющем полёте... «На честном слове и на одном крыле...» — пел Переверзев... Или Линецкому это только казалось?
Интересно, что сам приход в посёлок Линецкий потом вообще не мог вспомнить...
Последнее, что он помнил, был толстый сорокалетний мальчик, искавший «чёрное молоко»...
Да хоть бы и белое... Где я ему возьму «молоко» в три часа ночи? — повторял он, не понимая, что с ним происходит...
На следующий день стало ясно, что он заболел. Чем — неизвестно, просто подскочила температура.
«Наверно, это торможение в верхних слоях атмосферы», — думал он...
Задача была — избежать сгорания в нижних её слоях...
Вечером температура явно продолжала подниматься, и Переверзев решил, что Линецкому одному со всем этим не справиться.
Врач из Киева, живший в соседней палатке, уже уехал, и всё, что Переверзеву удалось, — это прислать Линецкому сестру милосердия.
