Овечкин, переминаясь, стоял у входа, всеми забытый, и казнился теперь своим неуместным любопытством. Нечего было переться в хижину, где все заняты роженицей и новорожденным, просто неловко...
Оноре между тем закончил осмотр и говорил что-то окружившим его женщинам. Одна из них держала на руках ребенка. Оноре ласково, чем немало удивил Овечкина, похлопал малыша по ручонке, улыбнулся и пошел из хижины. Овечкин поплелся за ним.
Шьен сидел в кабине, заняв привычное место рядом с водительским. Яростное африканское солнце накаляло влажный воздух, как в хорошей парной. В голове стучало, словно туда переместилось сердце.
- Поехали, Жан. Через час мы начнем испаряться в вашей железной коробке.
- А как роженица?
- Обречена. Здесь это часто.
- Да что ты!.. - расстроился Овечкин. - Никак?..
- "Никак" тут не подходит, Жан.
Овечкин смотрел на него, открыв рот, не понимая. Возможно, просто дышал с трудом в этой парилке. Одним словом, выглядел довольно глупо.
- Я не понял, Оноре. Что значит "тут не подходит"?
- Ей нужна хорошая больница. Я бессилен.
- Ага, а больница?.. - обрадовался Овечкин.
- И притом быстро. Тогда, возможно, появилась бы надежда. Ну, поехали. Он обернулся к все еще улыбавшемуся парню и сказал что-то, кивнув в сторону хижины.
- Подождите, Оноре! - решительно сказал Овечкин. - Так мы отвезем ее в больницу.
Француз вроде бы даже присел, будто его неожиданно двинули сверху по голове.
- Куда вы собираетесь ее везти?
- В город, наверное. Ближе ведь нет?
- Вы спятили, Жан. Это больше двухсот километров, и половина - только название "дорога".
- Но ведь вы сами говорите, что иного выхода нет! - удивился Овечкин.
- Их помирают тут сотни, рожающих и родившихся. Понимаете, Жан, такая у них тут судьба.
- Какая судьба? У нас же машина...
- А в пяти километрах отсюда? А в десяти, в ста, в тысяче? Там же нет вашей машины! Сумасшедший... За восемь-девять часов пути она может три раза помереть. И вы вместе с нею на этой сковороде.
- Но может, мы ее спасем...
- А всех остальных?
- Что вы предлагаете? - с ужасом спросил Овечкин.
- Не валяйте дурака. Поехали.
Парень переводил взгляд с одного говорившего на другого. И наверное, понял. Складывая руки, как на очередном намазе, он горячо затараторил что-то, но Овечкин никого не видел уже и ничего не слышал.
- Я ее не брошу вот так, Оноре. Слышите?
- А остальных? А остальных?!
- И остальных! - крикнул Овечкин. - Я не могу с этим мириться, Оноре! Это... не по-человечески!
