-Гитлер?
-Сам не догадываешься? Был в ужасе, – она помолчала, и добавила тихо, – кто сам, те вообще больше всего бояться. Боялись жизни, и меня, когда видят, тоже…
-Ты не устала? От всего этого?
-«Устала» – слишком земное слово. А я все-таки не человек.
Она неожиданно останавливается, поворачивается ко мне, смотрит в глаза.
-Мне надо идти. Работа, – Смерть пытается улыбнуться, – не хочу ее потерять!
-Я понял. Мне подождать?
-Нет, тебе нельзя здесь оставаться. К тому же, это надолго, я смотрю…
Мне кажется, или в серо-зеленых глазах блеснули слезы?
-Так что ты сейчас уйдешь, – она жмет мне руку, все еще невесело улыбаясь,– продолжим в следующий раз, хорошо?
-Хорошо.
-Ну, тогда пока.
Утром, по дороге на работу, я вспомнил ее слезы и подумал, что все-таки Смерть обманывает себя. Она очень устала.
В кабине душно, тесно, и вообще, меня укачивает. Я не люблю летать, не люблю самолеты, боюсь высоты.
-Вам плохо? – спрашивает, перекрывая шум мотора, летчик.
-Да нет, все нормально, – выдавливаю я кривую улыбку.
Он ободряюще похлопывает меня по плечу.
За бортом – ночь. Под крылом – море. Самолет летит в Африку.
Внезапно двигатель глохнет, наступает тишина.
-Что за … – летчик вглядывается в мерцающие огни приборов, поворачивается ко мне,– Топливо кончилось, не пойму почему. Видимо, в баке пробоина. Приготовьтесь, мы падаем.
-В море?
-Нет. Мы почти прилетели. Будем садиться в пустыне.
В этот момент я должен был испугаться, но не успел. Удар, скрежет металла, полет. Удар.
Очнулся я на песке. Надо мной были звезды, непривычно большие и яркие. Почему-то мне было хорошо. Может, я умер? Тогда это очень приятно. Спокойно, легко…
-Вам не надоело валяться? – идиллию прервал летчик, он наклонился ко мне и широко улыбнулся.
-Вижу, что вы живы. Ничего не сломали?
-Да вроде нет, – ответил я, поднимаясь и отряхиваясь.
-Повезло. А вот ему – нет, – кивнул он в сторону.
Действительно, самолету не повезло. Груда металла и дерева.
Мы сидим у костра, едим поджаренное на огне мясо, пьем коньяк из фляжки. Коньяк очень хороший, кстати. Я завернулся в одеяло, ужасно холодно, здесь, в Сахаре. Мы разговариваем. Говорим о доме, каждый о своем, о семьях, о жизни. Иногда замолкаем, на минуту или две, и снова потоком льются слова, невысказанные, спрятанные, которыми можно делиться только вот так, в пустыне. У костра, сложенного из обломков самолета.
-По существу я – философ, – говорит летчик. Просто в моей философии нет ничего сложного. Не обязательно подниматься в самую высь и опускаться на самое дно терминов и истин, достаточно просто внимательно посмотреть на человека, на любого человека, и начнешь понимать его, любить, жалеть. Хотя понимать – это главное. Многие говорят, что я никакой не философ. Возможно, они правы, эти многие…
