Большие неприятности | страница 42
— слезы теплее речной воды... Я начинал захлебываться…
До полной крайности своих экспериментов дядя Саша не доводил, но раза два ему все-таки пришлось нырять за мною в Клязьму, и однажды он делал мне искусственное дыхание. После чего решил: хватит! Колька — безнадега.
Да, плавать я не выучился. Но это не главная неприятность.
С той поры дядя Саша не уставал дразнить меня. Он с удовольствием рассказывал любому встречному и поперечному, какой оболтус и трус его племянник — даже плавать не может!..
Благодаря дяде Саше я рано узнал чувство страха, может быть, самое отвратительное из всех чувств, поселяющихся в человеке. И он же способствовал тому, что меня долгие годы преследовал ужас — как бы кто-нибудь не увидел, не расшифровал этого унизительного состояния. А боялся я всего: грома, темноты, собак, леса, ночных прохожих, но превыше всего — одиночества. Если родители, случалось, уходили из дому, оставляя меня одного в квартире, каждый угол представлялся опасным, каждый шорох — враждебным. Я забирался в кровать, укрывался с головой и млел в душной, влажной темноте, отчаянно жалея себя и ужасно боясь разлепить веки...
Законный вопрос: как с такими задатками я оказался в авиации?
Думаю, тут полезно будет одно уточнение: людей абсолютно бесстрашных, никогда и ничего не опасающихся скорее всего не существует! Но, если допустить, что исключения все-таки случаются, таких «героев» придется искать... среди дураков. Только умственно неполноценные особи могут ничего не опасаться, они, бедные, не в состоянии определить меры риска, которому себя подвергают или перед которым оказываются по воле обстоятельств...
Нормальному человеку свойственно бояться. Страх заложен в изначальной программе человека. Другое дело, если ты смел, даже худшим обстоятельствам не одолеть твоей воли. И в самый опасный момент ты найдешь силы контролировать ситуацию, находить выход из, казалось бы, безвыходного тупика...
Не мне, наверное, судить о собственной смелости. Но об одном скатку — выучиться плавать сделалось моей навязчивой идеей. Вероятно, где-то в подсознании жила обида и беспокоили страхи, рожденные унижением. Словом, я старался, очень старался, но... безуспешно.
В конце концов приплел день, когда я понял — жить, не умея плавать, нет смысла. Мне исполнилось к тому времени двенадцать лет — возраст серьезный, хотя и не такой еще, когда человек понимает истинную цену жизни. Я решил подняться на вышку и с трехметровой площадки кинуться солдатиком вниз. А дальше пусть будет что будет: достоин жизни