И тело его вытянулось в прыжке, который сделал бы честь любому спортсмену.
На лету вцепившись в ручку двери, Голик повис на ней всем телом – и створка, ударив опешившего Чужого по носу, встала на фиксаторы раньше, чем тот успел перейти в атаку.
– Все! Дверь закрыта… – сказав это, Голик вдруг ощутил, с какой яростью колотится о металл и бронестекло могучее существо, оставшееся в тоннеле, и похолодел при мысли, что могло его ждать при секундном промедлении.
– …Во всяком случае, надеюсь на это, – закончил он вдруг севшим голосом.
Остальные смотрели на него округлившимися глазами.
– Да ты герой, оказывается, брат… – протянул один из его товарищей. Голик скромно потупился. Он отнюдь не собирался сообщать кому бы то ни было, что на сей раз на него сработала не храбрость, а все тот же инстинкт самосохранения.
И сработал именно потому, что он был развит у него сильнее всех прочих чувств, вместе взятых.
– Некогда восхищаться друг другом, братья! – вступил в разговор Дилон, бог весть как оказавшийся рядом. – Пошли! Пока он жив, наше дело еще не завершено!
Выкрикнув это, он первым устремился к очередному тоннелю.
На сей раз Голику не удалось под шумок улизнуть в сторону: Дилон все время, не скрываясь, посматривал на него. Впрочем Голик, будучи и сам загипнотизирован представлением о собственном героизме, некоторое время и вел себя соответственно.
Более того – сперва он даже попытался «работать под полководца». Это проявилось в тот момент, когда во время очередной бешеной гонки (кажется, это было уже в третьем тоннеле) он столкнулся с Уинтерборном.
– Что ты делаешь? – злобно выкрикнул Голик.
– А что?
– Ножницы ты как держишь? – Голик указал на зажатые в руке Дугласа большие портняжные ножницы, взятые им в мастерской.
Сведенные вместе концы ножниц, словно клинок, упирались Голику в живот.
– А что? – отупело повторил юноша. Он был слишком напуган, чтобы соображать.
Вырвав у него из рук импровизированное оружие, Голик перевернул его и снова вложил в оцепеневшую руку Дугласа. Теперь наружу торчали не острия, а закругленные кольца рукояток.
– Вот так и держи, урод! Иначе… – Голик замолк, прислушиваясь к тому, что происходило в оцепленном тоннеле.
– Иначе? – безучастно переспросил Дуглас Уинтерборн. Он был явно не в себе.
Голик дико уставился на него:
– Иначе убьешь кого-нибудь, ты, чудо в перьях! – точным движением он сдвинул Дугласу на глаза козырек его знаменитой кепочки. – А так если и пропорешь кому-нибудь брюхо, так только себе. Невелика потеря!
