Эта речь потребовала от Рипли так много сил, что снова заговорить она смогла не сразу.
– В любом случае у меня мало времени. Сама я не смогу сделать то, что должна. А ОН – не захотел этого сделать…
Рипли вновь посмотрела прямо в зрачки Дилону:
– Одна надежда, что поможешь мне ты.
– О чем ты говоришь? – переспросил Пресвитер настороженно. Он, похоже, и сам обо всем догадался.
– Ты должен помочь мне… Убей нас!
– «Нас»?
– Да. Меня и… матку. Пойми, я все равно уже конченый человек. Я не смогу с ней справиться – да и никто не сможет…
Дилон опустил взгляд на свою руку – могучую руку, лежащую на рукояти оружия. Конечно, это оружие почти бессильно против Чужого, но против человека…
– И теперь единственное, что в наших силах, – пресечь ее род. Та, что внутри меня, – она должна умереть, чтобы не погибли тысячи людей. А возможно – даже миллионы… Для этого кто-то должен убить меня. Ты сможешь это сделать?!
– Не волнуйся! – с загадочной улыбкой проговорил Пресвитер, снова вскидывая на плечо топор. – Я смогу сделать это. Это у меня хорошо получается!
Рипли огляделась по сторонам и подошла к решетке. Несколько лет назад, когда на Ярости была настоящая тюрьма, это заграждение должно было перекрывать коридор при попытке бунта или побега. Но теперь она была отодвинута в сторону.
Разведя руки, Рипли взялась за холодные прутья и прижалась к решетке грудью. Сзади было слышны шаги Пресвитера. Вот он подошел вплотную, вот отступил, примериваясь…
«Говорят, в древности женщинам, прежде чем отправить их на плаху, состригали локоны, чтобы длинные пряди, падающие на шею, не затрудняли работу палача… Мне ничего не надо состригать».
Рипли говорила сама для себя, чтобы заглушить в себе страх, неуправляемую жажду жизни. Мелкие слезы стекали по ее щекам, но она была уверена, что Дилон этого уже не узнает.
«И еще говорят, что им затыкали уши пробками из свечного воска – для того, чтобы жертва не рванулась, услышав, как палач подходит к ней. Я не рванусь…»
Шагов уже не было – Пресвитер стал рядом. Теперь он, наверное, как раз поднимал топор.
«И не надо речей… не надо проповеди… Ничего теперь не надо!»
Рипли вдруг поняла, что ее жизнь сейчас оборвется – вот именно сейчас, в этот миг. Топор уже занесен, он идет вниз, молнией рассекая воздух.
Боли она конечно же не почувствует. И звук удара вряд ли успеет услышать.
…Она действительно не почувствовала боли. Но удар расслышать смогла
– звонкий лязг металла по металлу…
