– Меня ранили из праттера. Все бы ничего, но у нас кончились анальгетики.
Пилот присвистнул.
– Наверняка у тебя лихорадка, вдобавок ко всему! Держись за меня. Томаш, подхватите его с другой стороны, он уже не стоит на ногах.
Вдвоем они провели Алсвейга в гостиную и уложили на кушетку, с которой Витторио предварительно спихнул ногой стопку разноцветных дисков. Краем глаза Гудерлинк заметил пару названий. Это были старые сценарии, в основном про летчиков, воздушные катастрофы и гонки на осмокатерах. Хозяин дома принес аптечку и принялся хлопотать над раненым.
– Я вкачу тебе полуторную дозу седативного, – предупредил он. – Ты должен выспаться!
– Ни в коем случае! Мы завернули к тебе ненадолго и по делу. Нам нужно быть в Риме сегодня не позже четырех часов пополудни.
Витторио расхохотался, но смех его прозвучал странно, сразу напомнив всем троим, что они находятся в пустом разрушенном городе, посреди агонизирующего мира, который все быстрее сползает по наклонной плоскости в бездну.
– Томаш, кажется, наш общий друг бредит. В его состоянии это неудивительно. Даже на моей "Гальпе" вряд ли можно долететь не то что до Рима – Перуджи или Терни! – меньше, чем за семь часов. Там в шкафу справа от вас должен быть пакет с полимерными бинтами. Да, этот. Дайте его мне.
Алсвейг приподнялся на локте здоровой руки.
– Витторио, я не брежу и не шучу! Это необходимо всему человечеству!
Летчик бережно уложил его обратно и принялся оборачивать больное плечо полимерной пленкой.
– Ты неисправим. Верите ли, Томаш, каждый раз, как этот человек сваливается мне на голову, он заявляет, что спасает человечество. Ни много ни мало! Не знаю, помогают ли человечеству его затеи. Больше всего меня удивляет, как он ухитряется втянуть в них людей вроде вас. По виду вы кажетесь трезвомыслящим домоседом.
– Я и есть домосед, – признался Гудерлинк.
– Вот-вот. Франк, мне совсем не стоит задавать тебе вопросов?
– Ну…
– Как всегда. Томаш, холодильная камера, к счастью работает. Я все ждал, когда сядет последний аккумулятор – тогда точно придет время сматываться. Если не трудно, приготовьте что-нибудь поесть, пока я вожусь с раной.
Они наскоро позавтракали бутербродами и кофе. Гудерлинк не удержался и глотнул из бутылки, стоявшей в холодильнике, темно-коричневой жидкости, запахом напоминавшей коньяк. Горло обожгло так, что он задохнулся и залился слезами, зато полубредовое состояние – результат бессоной ночи и крайней усталости – как рукой сняло. На какое-то время ему удалось обрести ясность сознания, и когда Витторио привел на кухню Алсвейга, который выглядел уже гораздо лучше, чем час назад, писатель чувствовал себя довольно бодро.
