Под небом, на котором не было ни Бога, ни змея, Дэнуц обнаружил записку, пришпиленную к свисавшей с дуба перерезанной веревке:
«Это тебе за вокзал, Плюшка!
Ольгуца Деляну».
Сердце у Дэнуца упало, подрезанное, как веревка змея.
Чувствуя, что у него не осталось сил, он уселся у подножья дуба… На этот раз котомка Ивана наполнилась слезами.
— Оставь змея, Дэнуц!.. Иди съешь чего-нибудь, — крикнула ему госпожа Деляну, стоя на крыльце.
— …
— Дэнуц, ты разве не слышишь?
— …
Госпожа Деляну спустилась с крыльца…
— Ты ушибся, Дэнуц? Почему ты так сидишь?
— …
— А! Так вот зачем Ольгуце понадобились ножницы!
Госпожу Деляну очень огорчали некоторые слезы. Слезы Дэнуца принадлежали к их числу… Жестокость Ольгуцы возмутила ее до глубины души.
— Иди к маме, Дэнуц… Ты что, не доверяешь маме?
Дэнуц тщетно ждал чуда.
Госпожа Деляну обняла его за шею и повела в дом… По мере того как они удалялись от дуба, Дэнуц все чаще подносил руки к глазам… На лестнице он споткнулся, ничего не видя от слез, словно оказался на пороге темницы.
— Барышня Ольгуца! Барышня Ольгуца! — разносился по саду тревожный крик.
— Ага! — насторожилась Ольгуца… — Я здесь! — смело встретила она свою судьбу.
— Барышня Ольгуца, — проговорила запыхавшаяся от бега Аника, прижав руки к груди, — барыня зовет вас.
— Скажи, что сейчас приду.
— Нельзя, барышня! — в испуге замотала головой Аника. — Барыня велела сказать, чтобы вы сейчас же шли… а если нет, — Аника смущенно опустила глаза, — так чтобы я принесла вас на руках!
— Только этого недоставало!.. Иди и скажи, что я сейчас приду! — распорядилась Ольгуца.
— Ладно, я пойду!.. Только уж вы приходите, барышня Ольгуца! — жалобно попросила Аника.
Ольгуца подождала, пока алая косынка Аники не скрылась из виду.
— А теперь пошли!
Ольгуца как герой шествовала впереди; Моника шла за ней следом с видом мученицы.
* * *
— Барышня сказала, что сейчас придет, — тихо и кротко сообщила Аника.
— Я жду… она сама знает, что ожидает ее! — сухо проговорила госпожа Деляну.
— Фуу!
Госпожа Деляну укоризненно посмотрела на отца виновницы и, скрестив руки на груди, с возмущением пожала плечами. Господин Деляну до такой степени был адвокатом, что не мог судить даже детей, а тем более Ольгуцу.
Заседание родительского трибунала открылось на балконе, увитом виноградом, пронизанном солнцем и пением птиц.
С тяжелым, как замок на дверях пустой церкви, сердцем Дэнуц стоял позади плетеного соломенного кресла, в котором праведным гневом кипела его мать.
