Дэнни старался не помнить о плохом – о том, как он встанет на четвереньки и аккуратно вытрет капли спермы с блестящего пластика пола, с боков стола из красного дерева, со своих ботинок из лошадиной кожи. В такие моменты он только одно мог себе сказать: вот мудак, а? Очень точное слово. Даже если так велел врач.
Он однажды читал статью в каком-то журнале о «сексуальной аддикции». А что если он один из этих? Ему, наверное, надо бы сходить на собрание, сесть в компании извращенцев и начать «обсуждать», как он хотел бы проводить частные фотосессии с моделями, рекламирующими нижнее белье. Ну да, ну да. Он вздрогнул, осознав, что по-прежнему стоит в торговом центре.
Дэнни моргнул, и поток покупателей, окружавших его, возник вновь. Кто-нибудь заметил? Нет. Слишком тупые. Это его мир – частный, закрытый от всех. Это больше никого не касается. Он в полном порядке, ну так и кого волнует его небольшая причуда? Именно, всего лишь причуда. Пора купить что-нибудь маме и двигаться домой. Дома его ждут кое-какие дела.
Капля пота сползала по спине Мэла, пока он спихивал вялый труп матери по ступенькам вниз в подвал. Мимо штанги и тренажера, мимо коробок с «Нэшнл Джиогрэфик» Мэл втащил материнское тело в темный угол за газовой горелкой. Прилежно и осторожно начал обкладывать ее нечеткий контур связками газет и журналов. Наконец осталось прикрыть только голову. Вторая пуля содрала у нее со лба кусочек кожи, получилась воспаленная красная заплатка, которую уже никогда не залечить. Мэл кинул на нее последнюю кипу журналов.
С изощренностью, которую он тщательно скрывал, пока Мэри была жива, он пропитал бумагу керосином, стараясь попасть на стены и пыльный пол кладовой. Облил вонючий, заплесневелый диван, приткнувшийся у облезлой стены. Облил мышей, безжизненно глядящих из пружинных сосновых мышеловок. Облил ступеньки, пробираясь обратно наверх к кухонной двери, оставил ее приоткрытой.
Через несколько минут Мэл обнаружил, что стоит, наклонившись, опирается на прямые руки, и таращится прямо в какую-то плоскость. Он начал опускать голову и остановился лишь в паре дюймов от кухонной штуки – эта штука испещрена шрамами от сигарет, усыпана сухарями от рыбных палочек. Это вообще что? Это самое? Как эту штуку называют? Мэл все чаще забывал слова. Простые слова. Вот как название этого самого. Кухонная столопокрышка. Так, что ли? Нет, что-то не то. Кухонная поверхность. На хуй.
Мэл увидел пятно у себя на руке, и еще один красный след на рукаве. Кровь. Его? А, ну да, не его. Мамочкина. Разделочный стол. Вот как это называется. Разделочный стол. Чтобы разделаться? А?
