Концерт для фортепьяно с оркестром | страница 7
Днем частенько наведывался Метревели. Элегантный, всегда в безупречно отутюженном костюме, он первым долгом настежь распахивал дверь на балкон, категорически отметая все возражения.
- Здесь, батенька, дышать нечем. Опять всю ночь никотином травились?
Борька, если он при этом присутствовал, возмущенно фыркал и поспешно убирался восвояси, а Андрей натягивал вязаный свитер и, виновато улыбаясь, выслушивал нотации и наставления доктора. Были они противоречивы и порою спорны, но всегда неизменно доброжелательны. К тому же слушать Сандро Зурабовича было интересно, и однажды Рудаков спросил как бы невзначай:
- А вам не кажется, что в вас умер писатель?
- Туда ему и дорога! - не моргнув глазом ответил Метревели. - Льщу себя надеждой, что был в свое время неплохим эскулапом. А это, знаете ли, куда более важно.
- Для вас? - поинтересовался Андрей.
- И для окружающих тоже! - резко отпарировал доктор.
Они помолчали. Выше этажом кто-то включил радиоприемник, и негромкая скрипичная мелодия закачалась на невидимых крыльях над золотистыми кронами деревьев, медленно тая в синеве осеннего неба.
- Должно быть, это здорово - всю жизнь делать людям добро, - задумчиво произнес Андрей.
- Это вы о ком? - вскинул кустистые седые брови Метревели.
- О вас.
- Бог ты мой, до чего же вы молоды! - усмехнулся доктор.
- Я не прав?
- Возможно, правы. Но ведь об этом не думаешь ни тогда, ни потом. Просто честно живешь на земле.
- И все?
- А что же еще? - искренне удивился доктор.
Андрей прошелся по комнате, остановился у балконной двери, закурил.
- Счастливый вы человек, доктор. Все у вас просто и ясно.
- А у вас нет?
- А у меня нет.
- Усложняете, голубчик.
Рудаков затянулся сигаретой, стряхнул пепел за барьер. Чайка заложила над парком стремительный серебристо-белый вираж, разочарованно прокричала что-то визгливым старушечьим голосом и опять устремилась к морю. Андрей проводил ее взглядом, усмехнулся.
- Чему вы улыбаетесь? - спросил Метревели.
- Завидую.
- Кому?
- Ну хотя бы вам. Даже чайке. Все знают, что им надо, зачем живут. Возьмите ту же чайку: прилетела, не понравилось, улетела обратно...
- Вы очень скучаете по дому?
- У меня нет дома, - ответил Андрей, чувствуя, как тоскливо сжимается сердце. - Это не ностальгия, доктор. Это другое. Не знаю, смогу ли я вам объяснить... - Он помолчал. Понимаете, я родился и вырос на равнине. В маленьком плоском городке. Хива, может, слышали? Хотя, что я говорю, - вы же там бывали. Вам это нетрудно представить. Сонное, размеренное бытие. Солнечные, похожие один на другой дни. Ночи лунные или звездные с обязательной трескотней колотушек элатских сторожей. Одни и те же примелькавшиеся улочки, лица, разговоры.