…Потом о Голубе говорил Бёльверк — что была такая девчонка, что трижды помереть пыталась. Дважды он спас, Бёльверк, а третий — Бьёрн Рагнарссон… Но как случилось то — никто не ведал. Не рассказали знавшие — Эгиль, да Бьёрн, да Вестейн хевдинг…
А было вот как. Сколько-то времени минуло, прибегали к кузнице детишки Гудмунда, приходил и сам херсир, и мать херсира, и брат его… И вот однажды вспомнил Эгиль про ту работу Голубы давнюю, спросил:
— А что, Свёль, все не будешь говорить мне, что сотворила тогда?
А Голуба только губу закусила.
— Я говорил, чтобы ты сделала вещь для себя, но от нее тебе только хуже.
— Я покажу, — медленно сказала Голуба. — Эгиль… Я хочу знать… Ты ведь хорошо знаешь свое дело… Ты помнишь тот меч, который я сделала херсиру? Самый первый, помнишь?
Эгиль степенно кивнул:
— Тогда я еще не знал, что за мастерица появилась в Нордрихейме.
— Так вот, — не замечая похвалы, откликнулась Голуба. — Ты ведь все видишь… Для кого был тот меч? Подходил ли он Гудмунду херсиру? Эгиль?
Эгиль помолчал немного, потом посмотрел себе под ноги и тихо ответил:
— То был меч Гудмунда. И я увидел это, как только херсир взял его в руку. То был меч хевдинга, за которым стоит много людей. Этих людей он защищает. И еще… еще за его спиной стоит девчонка с трудным именем — и ждет, что он ее отпустит… Ведь тот меч был даром. Твоим — херсиру. В обмен на свободу.
— Только вот он этого не понял…
— Он не хочет это понимать…
— Эгиль! — Голуба решительно прошла к своей лежанке, выпростала их шкур свое драгоценное творение и протянула старику.
— Скажи мне, Эгиль, для кого этот меч?
Кузнец осторожно принял меч, оглядел лезвие, потом ответил, не подняв взгляда.
— Тут и смотреть не нужно… Это меч Вестейна хевдинга!
Голуба побледнела, закрыла лицо руками и тихо прошептала:
— Всю душу вложила… Всю душу… Сердце отдала… Зачем?..
Показалось ли, но Эгиль нахмурился.
— Знаешь, Свёль, моя мать была рабыней. И она тоже мечтала вернуться домой, хотя здесь с ней обращались очень хорошо. А мой отец — он пытался бежать дважды. Пока не обрел здесь свое счастье. Пока не полюбил…
— И они так и не вернулись? — удивленно пробормотала Голуба.
— Конечно, глупая ты, глупая и холодная девочка. Они не вернулись, ведь после них остался я. Остался в Нордрихейме.
— Нордрихейм, — повторила дочка кузнеца.
И тогда она встала, взяла новый меч и пошла. А Эгиль подумал, что она идет к Вестейну, и мимоходом пожелал, чтоб хевдинг не причинил ей никакого вреда.
