Наконец они увидели одного человека. Это был сапожник.
Он сидел в палатке, освещенной трепещущей свечой, и вколачивал гвозди в огромный сапог, по меньшей мере сорок шестого размера. У сапожника были седые пушистые усы.
– Эй, пацаны, чего такие мокрые? – крикнул им сапожник, раздувая усы. – Небось на реке хулиганили? Ишь, какие вымахали, а ума маловато. Так ведь недолго и на тот берег попасть. Замерзли, цуцики?
Он вылез, кряхтя, из своей палатки и оказался всего лишь сантиметров на десять ниже Бориса и Юстаса, но зато с огромным животом и с огромными, непомерно огромными руками.
Парни с изумлением смотрели на сапожника, потом оглянулись вокруг и вдруг поняли главную странность этого города: здесь все было чуть больше, чем на том берегу, и чуть выше, здесь все было подогнано под их размер, и тут их осенило, что здесь они вовсе не великаны.
Сапожник стукнул кулаком в окно и проорал:
– Эй, мать, дай пацанам горячего чаю!
Окно открылось, и благостная старушка, правда, очень большая, причитая и охая, протянула им по огромной чашке чая.
– А где это музыка играет, дедушка? – осторожно спросил Борис.
– Да вы что, с того берега, что ли? – удивился сапожник. – В центре народное гуляние. Всю ночь будут колобродить, а завтра опять. Декада веселья, чтоб ее шут побрал.
Чем громче становилась музыка, тем чаще им встречались люди этого города. Никто из встречных не обращал на них особого внимания, все были сами достаточно высоки, а были мужчины и повыше, а женщины – вровень, а самые маленькие люди этого города были, как их товарищи по баскетболу, а детишки были, как тренер Грозняк. Один раз на минуту они испугались, увидев пожилого человека ростом с Грозняка, но это был местный карлик.
Они даже не заметили, как привыкли к размерам этого города, и порции мороженого, которые они купили на площади, вовсе не показались им огромными.
Площадь была ярко освещена и убрана лентами и разноцветными шарами. Повсюду стояли толпы празднично одетых людей, там и сям их шустрые сверстники шухарили вокруг девчонок в белых и голубых платьях. На возвышении сидел оркестр.
Вот он грянул вальс, и Борис с Юстинасом, не помня себя, бросились приглашать девушек. Борис пригласил Катю, Юстинас – Ниелу. Девушки лукаво щурились, подпевали оркестру, чуть склоняли головки к плечам своих кавалеров. После вальса последовало танго, потом рванули шейк, потом опять закружились, и дружба крепла, и было уже лепетание про более высокие чувства, когда они увидели проходящего по краю площади гиганта.
