– Пирожки, – фыркнула Набуле, и ее лицо в эту минуту сделалось еще толще и глупее. – Ха, пирожки. Спроси ее, кто их пек, она тебе скажет. Спроси… – кивнула она к нижнему концу стола.
– Да, я пекла, – сказала госпожа Моосгабр в дальнем конце стола. – Дочь правду говорит. Целый день пекла, знаете, как-никак дочкина свадьба. Положила туда ванили, миндаля, изюму, все пальчики оближут. Но есть их будем только напоследок, – вдруг улыбнулась она, – после ветчины и салата, чтобы заранее не слишком насытиться. Я обожаю печь, – улыбнулась она, – но, знаете ли, только время от времени. Вот как станет выходить замуж Роничка, – улыбнулась она снова, – ей тоже напеку.
– Она обожает печь, – взвизгнула Набуле, – слышите, как станет выходить замуж Роничка, ей тоже напечет. А ведь она еще и о детях заботится, и за могилами ухаживает, – взвизгнула она. – А еще и петь может.
Зал на минуту затих и снова разразился смехом.
– Петь? – смеялся один свидетель.
– Петь? – смеялся другой.
– Петь, – взвизгнула Набуле.
– Ну и пускай поет, – взвизгнула Рона, – пускай поет… – И все затихли на миг и уставились в дальний конец стола.
Госпожа Моосгабр сжала сумку на коленях и неуверенно, просительно проговорила:
– Да не умею я. Я пела им, когда они были маленькие. Колыбельную. Но если хотите повеселиться, я могу ее спеть. Ведь свадьба же у нас, надо повеселиться, а то как же?
Она улыбнулась, и все прыснули со смеху, а Набуле завертелась, встала и подскочила к столикам под газетой, где были тарелки с ветчиной и салатом. И пока она разносила эти тарелки с ветчиной и салатом и ставила их перед гостями, госпожа Моосгабр в нижнем конце стола приосанилась и запела:
Доброй ночи, ты спи сладко,
Ангел стережет кроватку…
Все смеялись, кричали, визжали, только жених сидел, кивал и улыбался, только Лотар Баар был смущен, замкнут, и еще более смущен и замкнут был его друг Рольсберг, а Набуле разносила мисочки с ветчиной и салатом и ставила их перед гостями. А госпожа Моосгабр, оглядывая гостей, пела:
Завтра утром
ты проснешься…
и так старалась, чтобы песня звучала как можно лучше, что даже не заметила, как Набуле подала всем тарелки с ветчиной и салатом, а перед ней и сухой корки не положила на стол. Лотар Баар и Рольсберг тотчас заметили это и в изумлении уставились на блондинку. Но она лишь расхохоталась и ни с того ни с сего оборвала пение матери.
– Хватит, – оборвала она пение, – повыла и хватит. Хватит, – оборвала она, – прекрати свое вытье. Приятного вам аппетита, – обратилась она к гостям и, снова повернувшись к матери, сказала: – Прекрати вытье и мотай отсюда.
