Неприкаянные | страница 81
— Однако перед дворцом вы представились как хан, — заметил не без ехидства Кутлымурат-инах. — Это и явилось причиной того, что ворота перед вами не открылись. Великий Мухаммед Рахим-хан приглашал на праздник не хана, а бия всего лишь…
Айдос засмеялся:
Так бий и стоял перед дворцом. И этот бий сказал: «Пришел стать ханом!» Разве он обманул стражу?
Снова восхитился степняком инах: умен и ловок Айдос. И смел. Не робеет, говоря о своих намерениях. Но все же решил испытать бия:
— Стать ханом при живом хане — не дерзкое ли желание?
— При живом, — утвердил Айдос. — И из рук живого хана получить ханскую власть над каракалпаками.
— Вы способны удивить даже тех, кто уже ничему не удивляется, — сказал инах. — Преклоняю перед вами голову, Айдос-бий.
Недолог был разговор, и выпито всего лишь по пиале чаю, а инах выведал почти все, что надо было ему выведать, и тайна каракалпаков стала его тайной. Теперь он мог продать ее хану, и продать недешево.
Довольный, он сделал омовение лица, давая понять этим, что беседа окончена и пришло время расстаться.
Инах поднялся с ковра легко, как молодой, хотя был далеко не молод.
— Отдыхайте, дорогой бий. Утром вас примет хан. Хорошо, если все, что намерены сказать его величеству завтра, вы обдумаете сегодня…
Когда совершено омовение и хозяин дома, пожелав доброй ночи гостям, собирается покинуть их, не принято возобновлять разговор, тем более неприятный, ко Айдос возобновил его. Переступил порог принятого и дозволенного. Своенравен и упрям был. Много раз в своей жизни поступал так и расплачивался за это дорогой ценой.
— Грех на нас лежит, дорогой инах, — сказал он, — страшный грех…
Не хотелось инаху возвращаться к началу того, что завершено. Не хотелось тревожить успокоившееся, бросать камень в тихий хауз,[4] чтобы пошли круги, помутилась чистая влага.
— Что за грех? — поморщился недовольно инах.
— Убили вашего гонца.
Змея ядовитая будто выползла из-под ног инаха. Раздавить ее нельзя и отбросить нельзя.
— Кто убил?
— Я.
Не поверил инах. Человек, поднявший руку на посланца Хивы, не способен явиться к ее правителю за милостями. За наказанием только. Но кто ищет наказания? Глупец лишь.
— Была вина гонца Хивы? — спросил упавшим голосом инах.
— Посягнул на честь замужней женщины.
— Цена этой женщины?
— Она дочь Есенгельды и жена моего брата Мыржыка…
Кутлымурат-инах загорелся гневом:
— Врагов Хивы?
— Друзей Кунграда и врагов Хивы, — кивнул Айдос. — Потому и приказал убить гонца. Два врага не страшны священному городу, а тысячи страшны. Чтобы не родилась тысяча, пусть умрет один. Затихнет один в могиле — затихнет тысяча в степи.