И она услышала Али. А может, не услышала, догадалась сама, что надо сказать мужу…
— Гостеприимной была. Разве хорошо закрывать дверь перед путником. Несчастен тот дом, из которого убегает гость. Я следовала обычаям степи, мой господин.
Мыржык сжал руками голову, закачался, стараясь унять боль сердца.
— Да, гость не убежал… И не убежит теперь. Оставила ты его в моем ауле навечно.
Бегис, молчавший все время, добавил:
— Айдос оставил.
Поднял голову Мыржык: верно ведь! Брат старший прислал хивинца сюда. Прислал, чтобы убили. Вот кто истинный виновник.
— Нет! — закричала Кумар. — Я… я оставила…
— А-а! Сообщница Айдоса! — Мыржык поднялся и занес руку над Кумар. Ударить хотел, но не ударил, ругнулся:- Пошла вон, беспутная…
В непогоду оказался Айдос и его спутники перед ханским дворцом. Над Хивой висели тяжелые тучи, грозящие вылиться дождем, разразиться молнией и громом. Народ попрятался во дворах, боясь гнева небесного, как и гнева ханского. Улицы, по которым ехали степняки, были пустынны; тишина лежала над городом, только из- за стен дворца доносились говор и музыка.
Опоздали к началу праздника бии. Торопились, гнали коней, но путь далек, не одолеешь дороги за день. Остановились у ворот, когда пиршество было в самом разгаре.
Айдос спрыгнул с усталого коня, бросил повод До- спану, черенком плети постучал в толстую узорчатую дверь.
Стук был громким и эхом пронесся за стенами. Даже если бы спала стража, то проснулась бы. Но не отозвался никто.
Тогда Айдос крикнул:
— Откройте!
Не спала, оказывается, стража и не отходила от ворот. Ленивый, гнусавый голос спросил:
— Кто ты?
— Айдос!
— Что тебе надо?
Званого гостя спрашивали, что ему надо. Не бывало такого прежде в ханском дворце. Знала стража старшего бия каракалпаков, пропускала его беспрекословно и еще улыбалась приветливо. Иногда ворота открывались загодя, как только бий появлялся в конце улицы. Видно, новый хан сменил стражу, поставил к дворцовым воротам невежд и грубиянов.
Будь Айдос один, накричал бы на стражников, заставил открыть ворота. Но рядом стояли люди его, и унизить себя руганью он не мог. Решил обратить все в шутку. Сказал весело:
— Еду стать ханом.
Сонная одурь мигом оставила стражников. Они залились смехом. И смех был гадливым, оскорбительным для бия. Гнусавый голосок пропел стишок, сочиненный, видно, только что:
Ханский надень венец,
Иди пасти овец!
Пастуха удел таков:
Эмир среди скотов.
Плетью вроде бы хлестнули этими словами по лицу Айдоса. Коня так не хлещут, даже в ярости. Ответить бы тем же, но недостойно главного бия вступать в перепалку со стражниками. Повернулся он к спутникам своим, сказал растерянно:
