— Поезжайте обратно, родные.
Без грома, без молнии начался дождь. Не густой, но лица и руки степняков обмыл разом.
— Поедем, пожалуй, — охотно согласился Кабул. Не по собственной воле, по понуждению Айдоса приехал он в Хиву и теперь легко покинул бы ее. — Погода сопутствует нашей судьбе. Вся в слезах.
Кадырберген поддержал Кабула. Не нравилась ему Хива, как и погода. Стесняла душу.
— Да, бог прибавляет к нашим слезам слезы небесные, а вот убавить забывает… Самим об этом надо заботиться…
Ладонью, рукавом чекпена стал стирать с лица холодную влагу.
— Посланец Хивы, пригласивший нас, оказался бродячим псом, — сказал Кабул. — Пролаял на ветер. Вернемся в свои аулы, насытимся у собственных котлов.
— Вернуться придется, — согласился Айдос. — Однако обидой нашей какую гору разрушим, какую птицу поймаем? Хозяин-то во дворце, а мы на дороге. Не узнает хан, что на сердце каракалпаков, не услышит их печальных слов. А должен узнать, должен услышать. Не для того скакали за солнцем, чтобы не увидеть ут pa… Поезжайте-ка на базар, купите по барану на двоих и ждите меня у Маман-шенгеле. Там, в зарослях, и дождь не страшен.
Айдос кинул Кабулу мешочек с деньгами, и тот схватил его на лету, как ястреб ласточку. Ловка была рука охотника.
— Будь по-твоему, Айдос! Когда ждать тебя у Маман-шенгеле?
— Если войду во дворец с поднятой головой, то до заката солнца, если с опущенной, то после заката, — ответил Айдос.
— С опущенной идут не к трону, а на плаху, — усмехнулся Кабул.
Кадырберген замахал руками, будто хотел отогнать страшную мысль Кабула:
— Не склоняй голову, Айдос!
— Желание ваше — закон! Достойно ли вольного степняка склонять голову!
Айдос взял из рук Доспана повод, повел своего коня к дворцовым воротам. Крикнул, прощаясь с биями:
— Светлой дороги вам, родные!
Первым повернул коня от дворца Кабул. Поддал под бока своему вороному бедуину, послал вперед. И тот повел за собой всю стаю биев по пустынной хивинской улице. Застучали копыта, отозвались дробью за стенами дворца.
Один остался Айдос. Собрал все мужество свое, всю волю. С поднятой головой надо было войти во дворец: не просить, не уговаривать, не унижать себя.
В двух шагах от ворот Айдос замер. Замер, как ту-рангиль в затишье. Пусть увидят бия стражники, пусть распахнутся створки! Сами распахнутся перед главным бием каракалпаков.
Чуда требовал Айдос.
Существует ли оно, чудо это, в подлунном мире? Является ли оно тому, кто ждет, требует его?
