— Бий-ага… я неученый… сырой человек, кормленный сырым молоком… но буду счастлив, если вы сорвете этот самый красивый цветок…
— Она тебе нравится?
— Больше всех на свете!
Маман засмеялся смущенно и радостно. В одном-единственном деле счастливые не замечают несчастных.
* * *
Дома Мамана ждало новое поручение. Оно касалось Орской крепости России на рубеже с Малым жузом.
Строительство ее завершалось. Абулхаир-хан помогал русским людской силой — землекопами, каменщиками. И того ради отложил возведение города на месте древнего Жанакента, в низовье Сырдарьи, как задумывал ранее. Послал своих мастеров и подмастерьев в Орск. А с ними повелел нарядить полсотни душ подручных — из каракалпаков.
Только что оттуда, с реки Орь, вернулся Убайдулла-султан, старший сын Гаип-хана, а также Хелует, старший сын Мурат-шейха. Они возили на работы каракалпаков. Требовалась смена, свежая партия. Вести ее к русским доверили Маману. Провожал его сам Гаип-хан.
— Ты, говорят, навострился балакать по-русски. Навострился с ними ладить. Не зря тебя казнили… Езжай, балакай, ладь. Однако держи уши торчком и упаси тебя аллах — прижать уши!
— Я русских не боюсь, хан мой, — сказал Маман.
— Не зря тебя казнили, — повторил Гаип-хан.
Орск стоял при впадении реки Орь в славную реку Яик. Дорога туда — долгая, как все дороги Азии: пол-тыщи верст на север через степи, голые пески и леса, пересыхающие озера и солончаки и еще двести пятьдесят две с половиной версты вдоль реки Орь, по древнему торному обжитому пути, который вел с Урала на Каспий. Версты, разумеется, с азиатским гаком…
Всю дорогу Маман думал о том, что этими же местами хаживал Бородин с караваном. Всю дорогу Маман улыбался — он шел в свою Индию, в Россию.
Жизнь в Орске была трудна, не больно сытна, совсем не весела. Работа досталась черным шапкам самая тяжелая, люди тосковали по дому. Маман не скучал. С жадностью он внимал всему новому, всему русскому, удивляя и своих, и чужих. Но он уже привык удивлять и пропускал мимо ушей и насмешки, и попреки. А со временем и тут возникла к нему зависть.
Завидно легко он сблизился с одним русским по имени — Митрий-туре, что значит — господин Дмитрий. Был Митрий-туре правой рукой царского наместника, русского хана, который обретался в оренбургских небесах.
Увидев Митрия-туре впервые, вдали, на крыльце штабной канцелярии, Маман вскрикнул радостно. Похож на купца, который не хотел платить баж, как брат родной! И толмач при нем оказался тот же самый, что был с купцом. А все-таки этот, пожалуй, поважней птица, потому что — проще… У нас ведь как: чем сановнее бий, тем спесивей. У русских — наоборот: малый начальник заносчив, как бий, а большой — самый прозой, как будто тебе ровня.
