...Лена захвачена рассказом. И у незнакомого парня лицо тоже счастливое и — странное дело — усталое, как будто он только что преодолел все эти крыши, ограды и деревья.
И еще одна странность: ему вдруг показалось, что он бежал, катил на бочке, взлетал на шесте только для этой девушки, сидевшей рядом, — больше ни для кого.
Но он тут же усмехнулся этой мысли и забыл о ней.
А между тем автобус въехал в город.
Этот город сплошь состоял из новых домов, которые если не радовали разнообразием архитектурных решений, то, уж во всяком случае, делали город городом, где есть улицы, рекламы на фасадах, витрины, надписи над крышами и окна, значение которых огромно, когда они светятся.
Вообразите еще и улицу, вечернюю толпу, молодые лица, голоса, треск льда на подмерзших лужах.
Автобус остановился у входа в городской драматический театр.
Судя по всему, сегодня был полный аншлаг: толпы страждущих осаждали театральный подъезд, над которым в полном несоответствии с архитектурой этого здания висели три старинных фонаря.
Не старинных, конечно, но похожих на те старинные фонари.
Афиша, извещающая о том, что сегодня здесь, в этом городе, МХАТ дает представление пьесы Чехова "Вишневый сад", была набрана традиционным мхатовским шрифтом начала века.
Внизу было прибавление местного характера: "В антрактах танцы под оркестр и буфет".
Лена и остальные приехавшие вышли из автобуса.
— Пойдешь? — предложила Лена своему соседу. — Свободно могу провести. — Она развернула перед ним длинную ленту из двадцати двух билетов. — Пока считать будут — проскочишь.
Он не успел ответить, как на Лену со всех сторон налетели страждущие молодые и пожилые люди, окружили ее плотным кольцом, оттолкнув этого парня, который с ней ехал, сидел рядом.
— Караул! — только успела крикнуть Лена. — Ребята, на помощь!
И ребята из автобуса устремились к ней, а ее случайный сосед оказался ни при чем.
Парня этого звали Виктором. Он зашел в парикмахерскую, совершенно пустую.
Старик швейцар читал газету и пил чай из большой кружки: домашняя картина покоя и отдохновения!
В зале все десять кресел были свободны. Мастера скучали. Один из них (от нечего делать) сам решил побриться.
От зеркальных стен, белого кафеля, умывальников, блеска инструментов, белых халатов мастеров, от ламп дневного света и еще от вальсов по радио, веселящих душу, было празднично и тепло. Есть такие места, где всегда праздник. Парикмахерские в их числе, а еще, может быть, магазины, где продают и прокручивают пластинки, но речь не о том.
