Самое обидное, что ничего не вышло и с этим знакомым. Оказывается, не всегда стоит доверять предчувствиям. Скорее всего, она просто обозналась, приняв его взгляд на свой счет.
Конец истории
Из воронежской ссылки Евгений Эмильевич получил от брата несколько писем. В одном - около слова родных стоял вопросительный знак. Другое завершалось выкриком: «Ты понимаешь, что ты делаешь?»
Покровитель чистых салфеток и дирижер светящихся люстр предпочел ничего этого не заметить. Вот так же иной начальник сидит в кабинете, беседует по телефону, а секретаршу просит сказать, что его нет.
И в середине семидесятых, когда, вместе с другими обломками кораблекрушения, всплыли черновики воронежских писем, Евгений Эмильевич не растерялся.
На вопросы откуда-то появившихся биографов брата он отвечал, что никаких писем не получал.
Это были слова настоящего начальника. Директор ведь как размышляет? Если чего-то нет среди «входящих» и «исходящих», того не существует и вовсе.
Такая забывчивость не противоречила поздравлениям сыну Лютика ко всем праздникам. До поры до времени его обращения к прошлому этими посланиями и ограничивались.
Открытки Евгения Эмильевича тоже показательны. Брат настаивал на том, что пишет «на ходу», в постоянных перебежках по комнате, а ему непременно требовался письменный стол.
Ну не мог он стронуться с места, написать несколько фраз по случаю Первого мая без включенной лампы, пишущей машинки, разных там резинок и карандашей!
Конечно, дело не только в ритуальной вежливости или удовольствии от литературного труда. Заодно появлялась информация: из ответной открытки он узнавал, что в мемуарах Лютика есть пара страничек об Осипе Мандельштаме.
Получив эти сведения, Евгений Эмильевич сперва огорчился, а потом решил, что обладание этим текстом кардинально меняет его ситуацию.
Наконец-то он мог ответить Надежде Яковлевне. Вернее, как и подобает настоящему администратору, этот ответ организовать.
Думал ли Мандельштам-младший о том, что Лютик заодно расправлялась и с ним? Она написала о первом брате и не удостоила внимания второго. Как бы прошла мимо и не взглянула в его сторону.
Что - тот брат, что - этот: для чего вкладывать персты в те же раны?
Даже если Евгений Эмильевич это понял, он постарался не обратить внимания. Все-таки - повторим еще раз - он был директором. А где вы видели такого директора, который за одно и то же станет платить несколько раз?
Шарманщика смерть
Никогда Мандельштам не обратился бы к своему брату так же, как к еврейскому музыканту Александру Герцевичу:
