В поле раннею весной
Под родившейся луной
Плакал волк.
Ветер пел, а волк завыл…
Тот заслушался, забыл
Петь и смолк.
Бедный волк поплелся прочь,
Но зато он смог всю ночь
Сниться мне.
Как-то так получается, что и праздники, и огорчения, и первые стихотворные опыты у нее оказываются в странной близости друг от друга.
Вдоволь поиграв со словами и игрушками, сломав и то, и другое, Лютик располагается за письменным столом.
Вот уже ее тринадцать отставлены в сторону, легко, как тарелка с недоеденной манной кашей. Лицо серьезное и сосредоточенное. Мысли взрослые, не по возрасту.
Я люблю в старых книгах цветы,
Тусклый запах увядших листов.
Как они воскрешают черты
Милых ликов, непрожитых снов!..
Я люблю запыленных цветов
Бессловесно-живые письмена…
Я живу средь непрожитых снов,
Тишины и вечернего звона…
В этих стихах легко узнать подробности жизни, но кое-что она добавляла от себя. Вот здесь сгустила краску таинственности. Тут украсила отражениями и тенями… Кажется, ей уже ведомо, что искусство не только отражает, но и преображает.
Когда потянулись вечерние тени
и радуга меркнет последних лучей,
С зеленых качелей, свидетель сражений
Ракет златострунных и белых мячей, -
С замедленной живостью резких движений
из нашего сада, где столько сирени,
Слежу, как он вышел, весь в белом, Арсений…
В финале стихотворения, как в конце спектакля, маски сброшены, лица актеров открыты. С одним из них ей предстоит разговор. Она знает, что иногда лучше выслушать и промолчать.
Смотри, как рассеянна холодность взгляда
От лишних вопросов Вавули ограда…
И ясно, что с ним говорить мне не надо.
Рассуждения у нее зрелые, а слезы - совершенно детские. И поводы для слез такие, какие бывают лишь в этом возрасте. Правда, и взрослые женщины, случается, плачут по пустякам.
«Когда вблизи нашего дома, - пишет Лютик, - появлялись смуглые гадалки с кольцами в ушах, с раскачивающейся походкой, в пестрых тряпках, у меня немели ноги от страха, я пряталась куда попало, и долго потом мне снились сцены похищения детей… Не меньше цыганок я боялась коров и автомобилей…
Был у нас… галантный писарь, катавший меня на велосипеде, называвший меня: «Прелестное дитя, прекрасное дитя». Так этому писарю пришлось много раз видеть мой ужас при появлении в конце улицы стада или при дальнем гудке автомобиля. Я соскакивала на ходу, бросалась через канаву, лезла в чужой сад через забор».
Так это в ней перемешалось. Детство и дар. Страхи и ожидание подарков. Некоторая болтливость, присущая ее возрасту. Лаконизм и точность в стихах.
