«У меня странный вкус: я люблю электрические блики на поверхности Лемана, почтительных лакеев, бесшумный полет лифта, мраморный вестибюль hotel'я и англичанок, играющих Моцарта, с двумя-тремя официальными слушательницами в полутемном салоне. Я люблю буржуазный, европейский комфорт и привязан к нему не только физически, но и сантиментально».
Если где-то в Советской России и можно узнать о комфорте, то исключительно в гостиницах. Жизнь вокруг меняется необратимо, а тут даже горничные сохраняют почтительность. Есть здесь также бесшумный лифт, мраморный вестибюль и зимний сад под стеклянной крышей.
Даже реклама «Англетера» читается как стихи.
Первая строчка - ударная, сразу обращающая на себя внимание: «Первоклассные комфортабельно обставленные гостиницы-рестораны».
Затем следует сбой ритма. «Со всеми удобствами», - поясняет реклама мелкими буквами. И добавляет, как бы вполголоса, еще более мелкими: «Ванные комнаты».
После вступления начинается самое главное:
«Лучшие рестораны, буфеты и кухни под наблюдением бывших шефов ресторанов «Кюба» и «Медведь».
Ежедневные концерты под управлением профессора Манасевича.
Библиотека на всех языках в гостинице.
Музыка во время обедов и файф-о-клок.
Автомобили на вокзал и для загородных поездок, непосредственная телефонная связь с Москвой».
Совсем микроскопическим шрифтом, как нечто второстепенное, говорится: «Число комнат - 92, из них 7 комнат с ванной и 85 без ванной. Цена комнаты без ванной: 2 р. 60 коп. 7р.10 коп. и с ванной: с одной кроватью - 6 р. 10 коп., с 2 кроватями - 8.10 - 10.10 коп.»
О том, сколько комнат с камином и медвежьей шкурой, не сказано ничего.
Если снятый Мандельштамом номер украшала медвежья шкура, то в вестибюле находилось траченное молью чучело медведя. Кто-то из этих двух медведей (вместе со своим хозяином) попал в его стихотворение:
Шарманщика смерть и медведицы ворс,
И чужие поленья в камине.
Безусловно, и шарманщик, и медведица, и камин дополняют друг друга, существуют в одном ряду. Ведь речь идет об отблеске завершившейся жизни, о невозможном и незаслуженном подарке судьбы.
Вот почему Мандельштаму понадобился не просто ужин, но накрытый для двоих стол со свечами. и на Таврическую они возвращались не на троллейбусе 8 или 24, а на извозчике.
Камин, медвежья шкура, свечи, пролетка - это память об иных странах и пристанищах. О самом себе, пишущем письмо из Монтрё-Террите.
Осип Эмильевич очень надеялся на то, что и Лютик тут увидит своего рода подсказку.
