– А что тут еще рассказывать? – спросила она, подошла к низкому столику и наклонилась за щеткой. Влажный халат распахнулся на груди, но длинные белокурые волосы опустились в открытый ворот, как занавес, временно щадя ее скромность.
– Где ты встретила его?
– Не здесь, не в этом городе.
– Где?
– Не здесь. Я... я в то время еще танцевала.
– Ты танцовщица?
– Экзотические танцы.
– Стриптиз?
– Если угодно...
– И ты в то время встретила его, не так ли?
– Да, – она закурила сигарету и выпустила длинную струю дыма.
– Почему Семмлер хочет его убить?
Она пожала плечами:
– Просто хочет.
– Что связывает тебя с Семмлером?
– Я больше не танцую.
– И ты решилась на маленький заговор с этим громилой, с которым встречалась прежде? Почему?
– Это мое дело.
– Ты с Семмлером дудишь в одну дуду, не так ли? Почему же ты помогла этому типу подстроить мне ловушку?
– Потому что вы охотитесь за ним. Вы взялись за дело, и я подумала, что все равно найдете его.
– Перестань, детка. Семмлер вынуждал меня. И ты чертовски хорошо знаешь, что я не охочусь за твоим другом детства.
Она опять улыбнулась:
– Но могли и охотиться, – она поежилась и добавила: – Мне холодно. Вы не возражаете, если я оденусь?
– Одевайся, – сказал я.
Она вошла в спальню, я за ней. Она встала за ширму в углу комнаты и сбросила халат.
– Чем должна закончиться сделка с Семмлером?
– Что за сделка?
– Он сказал, если я прикончу твоего друга детства, то он отправит Графтона следующим же самолетом в Чикаго.
– Не смешите меня, – я услышал шелест шелка – шелка, коснувшегося тела.
– А что в этом забавного?
– Семмлер никогда не держит слово.
– Это Графтон убил свинью Свена?
Он помолчала минутку и ответила:
– Я не знаю никакой свиньи Свена.
– Почему Графтон не взялся за это мокрое дело? Семмлер знал, что он в городе. Почему он нанял бродягу вроде меня?
– Вы не очень догадливы, Кеннон, как я вижу. Отвернитесь, мне надо выйти.
Я повернулся лицом к стене, и она вышла из-за ширмы. Стена, к которой я отвернулся, была зеркальной, я знал это. И я чертовски хорошо знал, что она тоже знала. На ней был лифчик и трусики, шелковые чулки с подвязками и туфли на высоком каблуке.
На левой стороне трусиков была монограмма «Ш», такая же, как и на правой стороне лифчика. Она прошла по направлению к шкафу, сначала сделав вид, что забыла про зеркало. Потом ее рука прикоснулась ко рту как бы от удивления. Она попыталась прикрыть грудь, затем скользнула к трусикам, узенькая полоска которых, собственно, не скрывала ничего. Якобы в отчаянии она рванулась к комоду, рассчитывая на то, что я подумаю, будто она стремится поскорее одеться. Я знал, к чему она стремится на самом деле и позволил ей добраться до этого.
