– Да, спасибо, – робко пробормотала она, отодвигаясь от него.
И Мэтью вдруг почувствовал разочарование. Ему все еще хотелось ощущать тепло ее тела и исходящий от нее тревожащий запах женщины. Она пахла солнечным светом и… пылью, и сквозь этот запах пробивался едва уловимый аромат лаванды. У него что-то екнуло в груди. Обычно проститутки используют тяжелые, приторные цветочные ароматы, пробуждающие в мужчинах животные инстинкты. А эта женщина пахла лавандовым мылом.
Снова та картина, которую он уже нарисовал в своей голове, никак не хотела становиться действительностью.
Девушка взялась руками за край стола. Было заметно, что ее тело бьет дрожь и что она с трудом удерживается в вертикальном положении. Мэтью не без усилия подавил в себе желание снова броситься ей на помощь.
Про себя он опять обругал своего дядю. Но это не помогло ему перестать замечать страдания незнакомки.
Он всегда отличался чувствительностью. Даже будучи еще ребенком, он никогда не мог спокойно пройти мимо больной собаки и не помочь ей. Именно этой ахиллесовой пятой Мэтью и воспользовался его дядя Джон. Сочувствие и умение ставить себя на место других – вот что делало его уязвимым.
Девушка вдруг подняла голову и посмотрела ему в лицо. От опия ее зрачки расширились и казались огромными.
Что ж, его дядя не случайно велел напоить ее опием. Это сделало ее совершенно беспомощной. И сейчас она больше походила на жертву рокового стечения обстоятельств и злого умысла людей, а не на женщину, торгующую своим телом.
– Простите меня, сэр, я создала вам неудобства. Мне, право же, очень неприятно.
Снова странная униженность в голосе и испуг. Разумеется, любая дама благородного происхождения почувствовала бы себя более чем неловко на ее месте. Мэтью мог бы успокоить ее, сказав, что она напрасно тратит время на извинения. Но что бы ни подсказывало ему сердце, следовало помнить о том, что его дядя обещал привести к нему проститутку. И сидевшая сейчас перед ним женщина была представительницей именно этой древней профессии. Он пожал плечами:
– Все это не имеет никакого значения.
Разве имел он право морщить нос и отворачиваться в сторону? Ведь и его самого не раз привязывали к этому самому столу, ведь и его накачивали опием, и его рвало. Господи, оставалось радоваться только тому, что сейчас его дядя уже перестал практиковать столь садистские методы.
Она бросила на него неуверенный взгляд из-под своих густых черных ресниц.
