Шоколадная медаль | страница 122
— Вот те на, не интересовался, — обиженно удивился дед Платон. — Ну да ладно, у вас другие войны на уме. Сам — то ты откуда родом будешь?
Олегов искоса глянул на Гаури, которая расставляла перед ними пиалы и раскладывала по жестяным тарелочкам сладости, делала она это тихо, явно прислушиваясь к разговору.
— Отец живет в Усть-Каменогорске в Казахстане, с матерью — в разводе, где она — не знаю, про дедов своих ничего особенного и не упомню. Как говориться, жили — были…
— Не густо, — пожевал губами дед Платон. — Стало быть, поручик, родословной у тебя нет, и начальником тебе не быть.
— Ну, это ты, дед, напрасно, у нас всем дорога открыта, — возразил Олегов и, улыбнувшись, подумал, что замполит роты Найденов сейчас бы порадовался за него, слушая, как Олегов то против калыма агитирует, то за равные возможности для всех классов.
— Вот тут-то ты не прав, — убежденно сказал дед. — В Самарканде мой командир полка, когда слышал, что у большевиков из крестьян в генералы выходят, говаривал, что сын вора должен быть вором, а сын генерала — генералом.
— Довольно мудрый был у вас командир, как в воду глядел, — ухмыльнулся Олегов, — а что с ним потом сделалось, с командиром полка?
Чашки и тарелки были уже расставлены, Гаури стояла у окна, дед жестом велел ей сесть, но она отрицательно качнула головой.
— Подстрелили его, за один переход до того кишлака, где я Варю оставил. Ночью в горах в засаду попали, а кто стрелял, даже и не знаю, за нами по пятам отряд шел, останавливаться нельзя было.
— А что за кишлак, как назывался?
Дед Платон с досадой махнул рукой.
— Они там все одинаково называются, я и не упомню, а как туда пройти- помню. Недалеко от границы, кишлачок, как кишлачок: в котловине, ручей там есть, а дальше, за перевалом — пустыня, граница…
Олегов взял с блюдечка щепоть грецких орехов, пропитанных медом, пожевал.
— Да ты угощайся, — спохватился дед, плеснув Олегову в пиалу чуть-чуть чая. — Давай по-нашему, без умывания…
Олегов кивнул головой, поднял пиалу, отхлебнул. Гаури по-прежнему стояла у окна, опустив голову. «Что я здесь делаю, «— подумал Олегов. — Зачем я здесь? Он глянул на часы.
— Спасибо за гостеприимство. Мне пора!
— Пора, значит, пора, тебе виднее, — вслед за Олеговым поднялся, покряхтывая, дед Платон. — Ты уж извини, провожать тебя нам нельзя.
Олегов понимающе кивнул головой, нерешительно глянул на Гаури, поцеловать, что ли? Нет, не решился и, махнув рукой, вышел за дверь. Он бежал вниз по грязной узкой лесенке, выбежал во двор и широкими шагами, на ходу нацепив темные очки, через подворотню вышел в переулок. Люди в переулке останавливались и недоуменно смотрели вслед офицеру, неизвестно откуда взявшемуся в этом старом квартале. Под этими взглядами Олегов чувствовал себя голым, чувство досады и неуместности своего нахождения лишь усилилось, когда из окна третьего этажа высунулось несколько физиономий и что-то восторженно закричали ему вслед.