P. S. Мой адвокат, когда я вскользь упоминаю о своем сне, приходит в негодование. Мы говорим о военной службе. Ему мало того, что ради мира (мира между ним и мною) я готов признать, что армия - необходимое зло. Как видно, военная тема священна даже в Швейцарии, и он не намерен терпеть обидных для армии снов. "Ведь наяву, - утверждает он, - столь неподобающие преступные угрозы со стороны швейцарского офицера положительно невозможны! Ручаюсь вам! - говорит он с гордостью швейцарского офицера (он, вероятно, в чине майора). - Ручаюсь!" - настойчиво повторяет он.
Ответил господину Вильфриду Штиллеру, брату без вести пропавшего, - к сожалению, опять не оставив себе копии, - примерно в таком смысле: "Ваше сердечное письмо к пропавшему без вести брату живо тронуло меня, милый господин Штиллер, напомнив о собственной моей матушке, оно взволновало до слез, прошу прощения за то, что так долго не отвечал Вам. Вся моя жизнь небрежность! Меня не обидело, что Вы ни о чем не спрашиваете, напротив, я благодарю Вас за это, как и за Ваше братское приглашение. Я поневоле вспомнил своего брата, которым тоже пренебрегал. Мы с ним редко ссорились, и то ненадолго, но ничто важное, как мне казалось, нас не связывало; мы совершали совместные экскурсии, мирно жили в палатке и молча сидели у костpa, лишь потому что были братьями. Как же случилось, что я и брата упустил? Друзья должны понимать друг друга, чтобы быть друзьями, а братья как-никак братья, и наконец Вы правы, не играет роли, кто я такой - был бы настоящим братом!" В этом смысле...
Последняя новость: американский паспорт, с которым я объездил полсвета, - фальшивый. Разве я не сообщил об этом своему защитнику еще месяц назад? Но откровенничать, как видно, не стоило. В каждом слове есть и правда и фальшь, это и есть суть слова, и тот, кто хочет верить всему или ничему...
Мой прокурор (он вчера возвратился из Понтрезины) не интересуется Мексикой, зато живо интересуется Нью-Йорком, причем все время сбивается с официального тона на дружески-интимный. Он говорит:
- Моя жена была влюблена в Нью-Йорк.
- Вот как? - говорю я.
- Она жила на Риверсайд-Драйв.
- Ага, - говорю я.
- Вы знаете, где это?
- Еще бы, - говорю я.
- Рядом со Сто восьмой улицей, - говорит он.
- Да, - говорю я, - неподалеку от Колумбийского университета.
- Правильно, - говорит он.
- Очень красивое место, - говорю я, - вид на Гудзон, помню, помню... И так далее.
Поначалу я думал, что с помощью этой болтовни он хочет проверить, знаю ли я Нью-Йорк, действительно ли там жил. Экзамен выдержан. Таймс-сквер и Пятая авеню, Рокфеллер-центр, Бродвей, Центральный парк и Бэттери, - мой прокурор, оказывается, видел все это своими глазами, пять лет назад, пробыв неделю в Нью-Йорке.
