— Надевай, — сказал он Силантию, — а мне дай пилотку.
Силантий послушно напялил буденновский шлем, и, конечно, теперь полицейский его не узнал бы. Избиты были четверо полицейских. Но полиция и не искала зачинщика потасовки. Они были озлоблены, разъярены, однако же понимали, что уже не найти виновных. Двери в гараж захлопнулись, и загремел снаружи засов.
Кто-то в бараке запел «Интернационал». Подхватили несколько голосов. Первые ноты прозвучали еще неуверенно, словно бы вопросительно, но в хор поющих вливались все новые голоса, звуки крепли, твердели. В полумраке люди стояли прямо, вытянувшись. Анатолий инстинктивным движением вскинул руку «под козырек», увидал, как в разных местах тот же невольный жест подбросил другие руки, и про себя подумал о том, как легко по такой примете узнать командира. «Да хватит вам! Замолчите! Стрелять начнут! Тише!» — раздались голоса боязливых людей. Однако пение заглушило их, допели все до последнего слова.
Кто-то уже продышал в тусклом окне смотровую дырочку и вел наблюдение из барака за лагерем.
— Завтракать остальных повели, — сказал незнакомый Бурнину человек, наблюдая в окошко.
— Значит, им не в зачет, что вместе с нами «ура» крикнули.
— Накричались досыта и радуемся! — с ехидцей сказал бородач, прозванный Дукатом за то, что в его вещевом мешке был, казалось, неисчерпаемый запас табаку, который он продавал по одной закурочке.
— А ты что, Дукат, недоволен, что ли? Валяй заяви претензию! — осадил ворчуна Силантий.
— Нет, я что же? Ничего! У меня пайка хлебушка есть. Я не хныкаю. Просто думаю, что демонстрацию лучше на сытое брюхо делать. А теперь наговеемся ради праздничка! — отозвался Дукат.
— А ты что, не кричал со всеми? — спросил Силантий.
— Ну как не кричал! Не хуже тебя небось рявкал, — признался бородач. — Раз народ кричит, как тут смолчишь! А лучше нам было бы сперва-то на завтрак. Баландой хоть хреновской, а все же горячей заправиться, потом уж кричать!
— Не сдохнем без завтрака! Зато «ура»-то как грянули, а! Будто в атаку! — радостно вспомнил Силантий.
— Они аж в портки навалили! Аж белые на крылечку сбежали! — подхватил Седой, парень большого роста, с детскими светлыми волосами.
— А Мотька-то, комендант, как сучка, дрожмя дрожал! — вставил кто-то еще.
— Он за свою дряготу найдет еще способ с нами сквитаться, полицейских дубинок не станет жалеть! — опять подал голос Дукат, — Давай расстилаться, что ль, земляки?!
Пленные, хоть и возбужденные событием, уже поняли, что предстоит однообразный и нудный голодный день. Иные предчувствовали, что им не дадут не только еды, но и дров для печурки, стоявшей в центре помещения. Начали расстилать на пол шинели, устраивая утепленные гнезда на троих-четверых разом — кто с кем привык и сдружился.
