Вышел на лестничную клетку и увидел, что какой-то человек в штатском с автоматом в руках поднимается в сопровождении старшего санитара на верхний этаж, где находился кабинет главного врача. Главный врач ожидал посетителя на лестничной площадке. Как я впоследствии узнал, человек в штатском был представителем Временного комитета по управлению городом, заменившего после капитуляции Италии пронемецкую мэрию. Приблизительно через час было объявлено, что госпиталь эвакуируется. Ко мне подошел знакомый санитар, с которым я неоднократно беседовал по-немецки, и сказал (почему-то на ломаном французском), что достигнуто соглашение о беспрепятственном выезде госпиталя из Бастии в расположение немецких частей и чтобы я собирался в дорогу, а продуктами на ближайшее время обеспечил себя сам.
Несколько последних дней я откладывал в тайник баночки с консервами и теперь первым делом переложил их в карманы брюк. Затем осмотрелся. Обнаружил, что на втором этаже у окон стоят автоматчики, по одному с каждой из четырех сторон дома, наблюдающие за подходами к дому и, очевидно, готовые в случае необходимости открыть огонь. В возникшей суматохе на меня никто не обращал внимания. Мозг лихорадочно работал - какой план действий предпринять? Спрятаться в доме, где множество темных закутков? Залечь в заброшенном, заваленным всяким мусором саду позади дома? Выглянул в окно на двор, который примыкал к улице. Двор был пуст, все поглощены сборами. Заметил, что около ворот охраны нет, - вероятно, немцы посчитали достаточным, что двор просматривается автоматчиками. От дверей дома до ворот было метров 75-100. Я сказал себе: момент наступил. Спустился вниз, вышел из дома и быстрым шагом направился к воротам. Будут стрелять или нет? Выстрелов не было. Беспокоила мысль - не заперта ли калитка на замок? Калитка была заперта на засов! Я легко отодвинул его и вышел на улицу.
Перед воротами стояли несколько вооруженных человек в штатской одежде. Это были французы - как потом выяснилось, бойцы партизанского отряда. Они блокировали вход в госпитальный двор. Я сказал: "Vive la France! Je suis russe, prisonnier de guerre" (Да здравствует Франция! Я русский военнопленный). Первая их реакция была настороженная. Меня обыскали - нет ли оружия. И сейчас же на их лицах появились улыбки, и я обменялся со всеми крепким рукопожатием.
Один из французов, старший в этой группе, повел меня по улице, спускавшейся к центру города. Стоял солнечный, теплый день. На улицах было много народа, веселые лица, улыбки. Людям казалось, что пришло долгожданное освобождение.
