Из свово Полесья ни на шаг, словно медом ему там мазано. Словом, вотчина материнская Мирославу дороже была, чем Гневреда — Славль. Так и рос он под присмотром мирян, в их вере, их заботами, а как подрос да возмужал, племя его княжить над собой поставило, на мирянке оженило.
Гневред осерчал на то шибко, да и отверг сына прилюдно — мол, нету у меня старшого сына, середний княжить будет — Любодар. Мирослав на ту весть и бровью не повел.
А и разобраться — что ему? Своих забот завсегда хватит.
Миряне племя большое, да шабутное. Однако Мирослав справлялся, крепко всех держал, не забалуешь, но в строгости не перегибал, справедлив и мудр был не по летам. Зря не наказывал — по делам мерил, о каждом заботился, не разбирая дитя то, аль дружник, гридень — княжий человек, и берег людей.
Немногословный, сдержанный, ярость свою и злобу лютую лишь раз выказал, зим 15 тому назад, когда городище их лютичи в прошлый набег спалили. Свиреп тогда был князь, таку бойню учинил, что небо стонало. И отца бы родного, что лютичей через свою землю пропустил, да не упредил о беде, точно б порешил, да не успел — Боги вмешались.
Гневред сам помер, когда лютичи в обрат через их места шли. Любавичей они не пощадили и уговор не помог — изрядно пожгли да воровства учинили. Не вынесло сердце старого князя разору. Вот и скажи, зачем было сына предавать? С басурманами сговор держать? Неужто глаза да разум у бабьих подолов растерял? Что ж, за то и получил. Недаром в народе говорят: не копай другому яму, сам туда попадешь. Вот и попал — помер, как и жил, бесславно, в постели, самого себя перехитрив. Наказали боги, не помиловали. Осталась от него лишь скверная память да три сына от разных жен — младшой Окша — никчемный человечишка, алахарь и шалопай, средний Любодар, князь любавичей да старшой Мирослав.
Лютичи тогда за Белынь схлынули, ослабев под натиском мирян, да любавичей, поднятых Любодаром, но с тех пор нет-нет, а козни учиняли, вправду сказать, все больше любавичам доставалось и другим племенам.
Мирослав своих подале в леса увел, новые городища поставил и кедрачей, что к нему с поклоном пришли, под свое крыло принял. А что делить? Всем аймакам тогда горя хлебнуть выпало. От кедрачей, почитай, треть в живых осталась, от мирян две трети.
Почто разниться в лютую годину? — рассудил князь и слились два племени в одно под сенью вековых дубов, кедров да елей, начали новую жизнь. Да только лук и меч не кинули, старые раны не забываются и болят, долго ноют. У кого мать, у кого дитя, у кого брат али жена, а у кого и вся семья, как у Мирослава, в тот набег полегли безвинно — как забыть, как меч кинуть? А ежели завтра лютичи, аль другой на чужое позарится, в набег пойдет? Вот и учил князь мужей воинскому делу, крепкую дружину справил, дозоры на границе держал, берёжил своих.
