Именно так он и посмотрел на нее, заметив ее пристальный, следящий взгляд. Девушка тут же отвернулась, а мужчина еле заметно улыбнулся, понимая, что так жадно женщина смотрит не спроста. Значит, есть еще что-то, тлеет под коркой забытья, будит прошлое. Не совсем он, значит, не нужен ей. "Помнит сердце, помнит" — забилось в висках
У него даже глаза посветлели от этой мысли. Сел рядом, руку ее взял, с улыбкой в глаза заглядывая. "Пусть миг, но посмотри еще раз так, словно помнишь, словно важен я тебе". И тепло в груди стало, радостно — не отдернула руку.
А она и не могла, мысли даже не возникло — он так смотрел, так улыбался, что она потерялась.
Николай насмотреться на нее не мог и счастлив был что видит, что рука ее в его ладонях, теплая, маленькая, нежная ладошка самой желанной для него женщины. Живой!… Провалиться бы всем, кто столько лет у них отнял, за мертвую ее выдав.
— Ты совсем меня не помнишь, Леночка? — прошептал, губами осторожно к ладони припал, целовал как тогда, тем летом сорок третьего, упиваясь нежностью и запахом ее кожи и, все смотрел на девушку, волнуясь, как мальчишка.
Она как во сне была. Смотрела, чувствуя жар от его губ, что токами по коже, непонятной, но приятной волной по телу, и все сердце унять пыталась, взгляд отвести и не могла — хотелось смотреть и смотреть вопреки рассудку, доводам приличия. И казалось, видела уже это, чувствовала.
Ненормальный он, и она ненормальная, но почему же так хорошо и спокойно?
— Вот! — выставил пальто и платок, влетевший Сашка. Лена тут же руку отдернула и отвернулась, Николай зубами скрипнул и тяжело на друга уставился: чего спешил-то? Часа на два задержаться не мог?!
Помог Лене одеться, отметив про себя, что нужно ей теплое пальто купить, новое.
Вышли все вместе. Девушка себя то ли под арестом, то ли под сопровождением чувствовала.
Поглядывали на троицу с любопытством. Иванова стояла на крыльце, увидела как Санину полковник, будто королеву в машину посадил — дар речи потеряла.
Ира вышла, варежки натянула на руки, взглядом отъезжающую машину провожая и, на Зою глянула:
— Рот закрой, прынцесса, — бросила и пошла вниз по ступеням.
Ей было чего-то жаль, но в общем уже все поняла и чувствовала нечто сродное тому, что ощущала, когда разгромили фашистов под Сталинградом. Шла домой и невольно улыбалась. А что ей? Ира была уверена, Санин теперь не отпустит жену, кончились Ленины горести, как и его. А та для себя жить не умеет, как сможет Домне и ее сыну поможет. И отпустит война еще четверых, отдаст миру. Да нет, пятерых, — по животу варежкой провела — ее еще. Теперь и она не фронтовик, не боец, а будущая мать.
