— Тебе, какая печаль? — опять «залаял».
— Ну, бить-то ты меня не будешь, надеюсь? — улыбнулась.
Старик насупился, грозно поглядывая на нее, губами пошамкал и заворчал:
— Что с тя, девки, возьмешь? А вота дружки твои! Ряхи наели. Ружо у их, гляньтя!
А толку — пшик! Окопалися, сучьи дети! А тама вона мертвяков полон лес! Пленил
солдатиков немец-то, загнал и забыл! Каждный день как мухи мрут! А вы тута
цветочки садитя! Тьфу на вас!
Лена потихоньку отстала, мужчины ее нагнали:
— Ну и? — спросил Сашок. — Умыл?
— Под Барановичами лагерь военнопленных, — сообщила глухо, переводя услышанное
от деда на внятный язык. — Высокая смертность. Фрицам плевать на них: согнали и
забыли. Ни еды, ни воды, ни медпомощи. Вот они и умирают. Местных трупы убирать
гонят, свозить на телегах. Куда — не знаю.
Дальше шли молча, мужчины как язык проглотили, да и девушке говорить не хотелось.
Настроение к черту уехало.
— Отыграемся еще, — сказал Тагир уже у Бугра — камень.
Радость от появления радиоприемника в отряде была огромной. Мужчины весь вечер
шутили, с уважением поглядывали на добытчиков, а те друг на друга не смотрели —
паршиво отчего- то на душе было.
С того дня изменилось к Лене отношение и командира. Она стала настоящей связной
и начала курсировать из отряда в Мозырь, Пинск, Ганцевичи, Баранавичи, передавая
сводки с фронта подполью, принося в отряд данные о фашистах.
В городах, деревнях, поселках появились листовки подполья, загремели взрывы.
Белорусская служба порядка "Полесская сечь" провела акцию по "освобождению
Полесских земель от "большевистской заразы". К сентябрю "летучие отряды"
перебили и рассеяли на линии Столин, Сарны, Олевск, Овруч, больше пятнадцати
тысяч не сумевших прорваться к своим и оставшихся воевать на оккупированной
территории советских войск.
Часть влилась в отряд имени Ленина.
За сентябрь партизанам с помощью подполья удалось взорвать электростанцию,
водокачку, повредить железную дорогу, пустить состав с бронетехникой под откос,
убить более двухсот только полицаев.
В ответ режим ужесточился. Если с самого начала фашисты не миндальничали с
населением, с первых дней руководствуясь в своих действиях лишь двумя правилами:
террор и принуждение, то к сентябрю вовсе озверели. По деревням и весям
прокатилась волна жестоких репрессий. Народ притаился, не зная кого винить, к
кому примкнуть.
Полицаи зверствовали наравне с гитлеровцами, искали «бандитов», как называли
партизан, но хватали всех кого хотели, вешали, жгли, расстреливали, а заодно
