А сейчас помогаешь? — скривилась я.
— Значит, помру, не увидев родины.
— Цветов на могилку от меня не жди, — голос Макрухина стал жестким: сильно я ему нужна. Значит, для очередной аферы, иначе бы не злился. Вот и спасение, вот и вся трепетная забота о своей питомице. Нет, самой надо думать, самой выбираться. В одном патрон прав — пока тихо, а что оно там завтра будет, никто не знает. Грянет гром в любую минуту, а я и перекреститься не успею.
— Закругляйся с англичанином, — почти приказал Семен.
— Не могу, любовь у нас жгучая. Медовый месяц намечается. Я его в Англию сопровождаю вместе с мадам Перетрухиной, для сохранности оной и с целью возвращения в родную среду обитания опосля каникул. А то понравится ей овсяная каша и туманный Альбион, страна понесет тяжелейшие мозговые потери, и тогда точно закопают — меня и вас.
— Лапонька моя, ты не поняла? Результаты нынешнего предприятия не влияют на твою дальнейшую судьбу. И долетишь ты, птаха моя перелетная, лишь до Москвы, максимум.
— Что ж вы мне триллеры-то на ночь рассказываете, Семен Яковлевич? Я ведь и сама пару страшилок поведать могу, о деле Семенцова, например, или о вашем трепетном внимании к новым разработкам химлаборатории в одной далекой от столицы местности.
— Ты не шантажируешь ли меня, лапонька? — а голос — мед, да деготь так явно проступает, что только глухой на этот счет ошибиться может. Ах, питон, глупышка, я тебя непросто шантажирую, а напрямую требую индульгенции и благословления в путь-дорогу подальше от охотничьих угодий твоих друзей и тебя.
— Предлагаю сделку на взаимовыгодных условиях. Мои условия вы знаете.
— Лапа моя, а какого рожна я тебе какой день одно и то же повторяю — явись, солнце красное перед батины очи.
— А-а!…
— Ага! Короче, два дня тебе даю — не проявишься, выкручивайся сама, а компромат можешь хоть сейчас прессе и телевидению отдать. Дарю.
Широка душа батяни. Но Макрухин не комбат, это точно. Значит, уверен — прикроют.
Понятно: скажи я «а», и эта буква станет последней в моей жизни. Круто.
— Коль заведет дорожка, загляну на огонек. Лампу только в кабинете не выключайте, пусть маяком моей заблудшей душе послужит, — хмыкнула и нажала кнопку отбоя на ушной гарнитуре: а не пополз бы ты, питон, в страны дальние, леса непроходимые? Знаю я твою заботу — благодарствуйте, обойдусь — целее буду.
Хотя прав Каа, в корень зрит пресмыкающееся — мне действительно впору выть и начинать прощаться с жизнью — обиженная фауна уже сгруппировалась вокруг моей норки: в окно выгляни — кепочка виднеется, из подъезда выйди — то Кирюша на скамейке сигареты, как леденцы, сосет, то Нейменов с желтой прессой знакомится. А на углу Ванюша в машине похрапывает. Работнички. Ох, контингент! Нет, теоретически уйти можно, и не от таких соглядатаев уворачивалась, да только в планы мои это по здравым рассуждениям не входит. Югорский полуостров это хорошо, но в прайд закаленных северных парней меня не тянет. И потом климат северный не переношу, да и отшельник из меня никакой. Там я точно взвою, носки в лицо мужа кину и подожгу чум.
