Зеленин вышел из ванной, оделся. Прошел на кухню, покосился на забытую в раковине турку и сыпнул кофе в кофеварку. Выпил чашку, в «прикуску» с сигаретой и глянул на часы: пора.
Оглянулся у дверей, словно не надеялся вернуться или забыл что-то, и вышел.
Проезд по Северной был свободный и уже в восемь Руслан припарковался напротив здания музея. Но вылезти из машины не решился. Сидел и смотрел на девушку, что заняла свою позицию до его приезда.
Во сколько же она встает?
А это важно?
На душе Руслана тихо было и тревожно, как перед началом боя, когда не знаешь — жив будешь, умрешь, кто из твоих погибнет, как оно все повернется. И не угадать.
Сейчас он и не пытался: сидел, смотрел на девушку тупо, без всяких эмоций, пытался отстраниться и понять про нее хоть что-то.
"Снайпер"…
Какой к черту снайпер? Руки как прутики. При первом же выстреле от отдачи отвалятся.
А ведь тогда поверил, потому что хотел поверить. Знал Арслан на что давить — снайперов до жути ненавидели. Духа бы еще могли по-простому, без изысков в расход пустить, а снайпера нет, рвали бы гниду на лоскуты. Особенно, если «свой», русский. Сколько таких за деньги души продавали? А бабы? А тут еще и женщина, не какая-то местная, свихнувшаяся от страха или взлелеянной ненависти, убогая личной жизнью и лицом, не литовка, что рожей ей под стать, а своя, русская, молодая, красивая. Такой детей рожать, мужа радовать, а она…
Зеленин вылез из машины и решительно двинулся через дорогу, к ней.
— Здравствуй, — встал, руки в карманы сунув, чтобы не увидела сжавшиеся от волнения пальцы в кулаки, чтобы не дрожали.
— Здравствуйте.
И смотрит, будто первый раз видит.
— Я вчера открытку у тебя взял. Понравилась.
— Правда?!
Она не расцвела, она засияла. Улыбка до ушей расползлась, взгляд восторженный, чистый и наивный как у дитя.
Мать вашу!! — хрустнули пальцы в кармане. Перевернуло Зеленина, в небо уставился еле крик сдерживая: мать вашу! Вашу мать!!
— Вам еще надо?
— Да. Мечтаю, — скрипнул сквозь зубы.
— А вам какие надо? У меня есть на восьмое марта, на Новый год, — начала с гордостью перечислять, показывая то одну, то другую.
"Точно. И ту и другую. В июле самое то на Новый год открытку брать, а уж на Восьмое марта, сам Бог велел!" — зубы сжал.
Дурацкое положение. И в горле ком как встал, так и стоит не туда, ни сюда.
— Ко дню Защитников Отечества, — процедил, не скрыв сарказма. А на кого злился: на нее, на себя?
— У меня нет, — сникла тут же. И столько разочарования и огорчения в голосе, будто самое важное в жизни пропустила.
